Многие историки удивляются, почему при приближении немецких войск евреи не делали попыток бежать. В сумятице, царившей в первые дни немецкого вторжения, советские власти не выработали последовательной политики в отношении евреев. В одних местах власти поощряли их бегство, в других — особенно вблизи старой границы Советского Союза — всячески ему препятствовали[154]. Несколько примеров показывают, с какими трудностями встречались евреи, пытавшиеся бежать: «Еврейским юношам Несвижа, прибывшим на старую советскую границу километрах в 10 от их города на четвертый день после начала войны, велели вернуться, “чтобы не создавать паники, когда немцев оттеснят назад”. Когда юноши отказались, часовые пригрозили им расстрелом, и лишь немногим удалось пробраться через границу»[155].
Группам еврейских беженцев из города Новогрудок, которые попытались перейти границу с вещами, тоже было приказано в течение нескольких часов вернуться обратно. Только самым настойчивым удалось пересечь бывшую советскую границу и то лишь после бегства самой охраны[156].
О том, какого жестокого обращения евреям следует ожидать от немцев, многие узнавали от беженцев из западной Польши. Бежала главным образом молодежь и люди, тесно связанные с советскими властями. Остальные опасались, что их дети и старики не выдержат тяжелого пути.
Трудности, с которыми столкнулись евреи, бросившие свои дома, объяснялись быстрым наступлением немцев. Бегству гражданского населения препятствовал двусторонний охват территории силами немецких бронетанковых войск и беспрерывная бомбежка узлов связи и транспорта[157]. По расчетам Дова Левина, вследствие быстрого немецкого наступления бежать с бывшей польской территории на восток удалось лишь 70.000 евреев. Однако в процентном отношении число еврейских беженцев было выше, чем процент беженцев из числа всего населения в целом[158]. Дальше на восток, где у советских властей было больше времени для подготовки эвакуации, удалось спасти больше людей и материальных ценностей, особенно из крупных городов с развитой системой коммуникаций. Это относится и к евреям, большая часть которых покинула этих регионы[159].
Советская эвакуация была одновременно и стихийной, и официальной. Официальная эвакуация рабочих и колхозников обычно осуществлялась по железной дороге. Остальные уходили пешком. Реальное положение не всегда совпадало с заверениями пропаганды о тщательно подготовленных пунктах питания и местах для ночлега. Например, женщине с четырнадцатилетним сыном, эвакуированной из Киева в Сальск (в 80 милях юго-восточнее Ростова-на-Дону) летом 1941 г. пришлось пережить изнурительное четырехнедельное путешествие[160].
3 июля 1941 г. в своей речи по радио Сталин открыто призвал к партизанской войне и провозгласил тактику выжженной земли: «...Не оставлять противнику ни одного килограмма хлеба... Колхозники должны угонять весь скот, зерно сдавать на сохранение государственным органам для вывоза его в тыл. Все ценное имущество, в том числе... зерно,... которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться»[161].
8 июля 1941 г. московское радио объявило, что «везде, где Гитлер наступает, он не найдет ничего кроме пустой и выжженной земли»[162].
Как часть этого плана в тылу отступающих советских войск оставались истребительные батальоны с целью уничтожить все, что может представить ценность для немцев. К концу июля на территории в пределах границ 1939 г. эти меры начали себя оправдывать. По прибытии в Витебск, эйнзатцгруппа Б докладывала: «Электростанция разрушена, питьевой воды не хватает, промышленность, в основном текстильная, выведена из строя. На одной из текстильных фабрик раньше работало 15000 человек... В сельской местности вокруг Витебска русские развернули истребительные отряды, которые систематически разрушают жизненно важные объекты и целые города. Эти отряды-численностью в 10-15 человек действуют совместно с комсомольцами. Незадолго до ухода из Витебска оттуда было эвакуировано по железной дороге много ведущих инженеров и рабочих. По-видимому, советские власти концентрируют рабочих в Волжском регионе с целью организовать там промышленное производство или укрепить уже существующие предприятия квалифицированными рабочими»[163].
156
YV M-l/E 2441/2513 свидетельство David’a Wolfowicz’a в Вальдштадте (Waldstadt) 2 сентября 1948 г.; см. также J. Kagan and D. Cohen,
158
D. Levin, «The fateful decision», pp. 140-1; S. Cholawsky, впрочем, для западной Белоруссии дает оценку около 10.000: см. S. Cholawsky,
161