Инструкции, изданные Верховным командованием сухопутной армии 25 июля, показывают, как низко немцы ценили жизнь военнопленных: «Если необходимо оградить себя от сопротивления, неповиновения и т. п., следует немедленно применять оружие. При попытке к бегству следует немедленно расстреливать без предупреждения»[176]. Во время переездов и даже в пределах лагерей немногочисленная охрана по малейшему поводу применяла винтовки. Опасения, что бывшие красноармейцы станут ядром будущих партизанских атак в немецком тылу, еще больше ожесточили эту политику.
В лесистой и болотистой местности, составлявшей значительную часть театра военных действий, окруженные красноармейцы, чтобы избежать плена, нередко разбегались по лесам или переодевались в гражданскую одежду. Многие возвращались домой, полагая, что война скоро окончится. Вот рассказ одного солдата, попавшего в окружение в первые дни войны: «В июне 1941 г. наша часть попала в немецкое окружение в лесу близ Белой Церкви. Политрук собрал оставшихся красноармейцев и приказал нам группами выходить из окружения. Я и еще двое солдат из нашей части ... переоделись в гражданское и решили возвращаться домой. Это решение мы приняли потому, что, по слухам, немецкие части, наступавшие в нашу сторону, продвинулись далеко вперед на восток»[177].
Другие устраивались на работу к местным жителям, чаще всего в крестьянские хозяйства, где не хватало мужской рабочей силы[178]. В то время большинство бывших советских военнослужащих игнорировали призыв Сталина продолжать сопротивление. Некоторые на всякий случай прятали свое оружие. Было и небольшое количество партизанских отрядов, вроде тех, которые описаны в докладе одной эйнзатц-группы от начала августа 1941 г.: «Кроме того, существует проблема деятельности партизан — групп красноармейцев, отставших от своих частей. Они бродят по лесам, грабят жителей близлежащих колхозов, совершают поджоги и нападения... Продукты у сельского населения партизанские группы вынуждены отбирать силой»[179].
Такие поначалу спорадические акты сопротивления заставляли немцев подозрительно относиться к множеству людей, бродивших за линией фронта. Начальник тыла группы армий «Центр» установил крайний срок, до истечения которого всем бывшим красноармейцам предписывалось сдаться. В противном случае «с 1 сентября 1941 г. все бродячие русские солдаты, захваченные западнее реки Березина, будут считаться партизанами»[180]. Всем, кто вовремя не сдастся или будет найден на фермах, угрожал расстрел. Однако в конечном итоге эти жесткие меры лишь усугубили ту самую проблему, которую должны были решить.
Выбор 1 сентября в качестве крайнего срока сдачи объяснялся тем, что именно к этой дате Гитлер планировал передать большую часть оккупированной территории под контроль гражданской администрации. На секретном совещании 16 июля 1941 г. Гитлер объявил своим ближайшим советникам, что завоеванная территория должна навсегда остаться немецкой. Он сказал, что намеревается «разломать этот гигантский пирог на куски, удобные для того, чтобы мы могли, во-первых, над ним господствовать, во-вторых, им управлять, и в-третьих>его эксплуатировать. Русские отдали приказ начать партизанскую войну у нас в тылу. Эта партизанская война тоже имеет свои преимущества — она дает нам возможность уничтожить каждого, кто посмотрит на нас косо»[181].
На этом совещании рейхсмаршал Герман Геринг подчеркнул необходимость получать продовольствие с оккупированных территорий. Это мнение отражало довоенные немецкие расчеты, согласно которым война сможет продолжаться еще один год лишь при условии, если весь вермахт будет питаться за счет России. Большой объем подлежащих изъятию ресурсов приведет к голодной смерти несколько миллионов жителей востока[182]. Рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг был склонен пойти на некоторые уступки местным националистам, особенно на Украине. Гитлер, напротив, считал, что в рамках его нового порядка не должно быть места для стран-сателлитов. Никто, кроме немцев, не должен носить оружия[183]. На следующий день он назначил рейхскомиссарами новых гражданских администраций в Остланде и Украине Эриха Коха и Генриха Аозе[184].
176
178
«Многие из отступавших солдат были схвачены немцами и оказались в неволе, однако мне с еще несколькими удалось найти работу на ферме», WCU D8675.
180
МНАР А 2-1-3
181
NAW RG 238 221-L запись о совещании в штаб-квартире фюрера, 16 июля 1941 г.; см. также R. Headland,
182
NAW RG 238 2718-PS Memo, об обсуждении с государственным секретарем плана «Барбаросса», 2 мая 1941 г.
184