Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер на этом совещании не присутствовал, но роль его полицейских сил там обсуждали. Было решено, что на оккупированных территориях он будет отвечать за те же полицейские функции, что и в рейхе[185]. Однако Гиммлер не разделял мнения Гитлера, что не следует вооружать местное население. Соглашаясь с тем, что население не должно принимать прямого участия в борьбе против Красной Армии на фронте, Гиммлер издал в конце июля 1941 г. приказы о создании местных полицейских формирований, шуцманств, непосредственно подчиненных его собственной полицейской структуре[186]. В состав шуцманств должны были войти мобильные батальоны вспомогательной полиции и более мелкие подразделения для индивидуальной караульной службы на местных постах. Эти коллаборационисты в дальнейшем сыграли важную роль в решении всех задач гиммлеровской полиции на территориях, подконтрольных гражданской администрации.
Гиммлер хотел скорее передать власть на оккупированных территориях от военной администрации гражданской, чтобы его партийные приспешники могли взять на себя ответственность за проведение радикальных мер, запланированных им на востоке[187]. Как видно из его «застольных бесед», он предвидел практические трудности, с которыми будет связано управление такими огромными территориями: «Мы вынуждены управлять областями протяженностью 300-500 километров силами всего лишь горстки людей. Естественно, что тамошним полицейским придется держать свои пистолеты наготове. Члены партии не подкачают»[188].
Тщательно, до мельчайших деталей разработанные Гитлером, СС и армейским командованием планы развертывания их террористического аппарата на оккупированных территориях парадоксально контрастируют с эйфорической уверенностью в военной победе. Набросок плана «операции Барбаросса», в сущности, содержал лишь неопределенные намерения оттеснить Красную Армию на восток и ожидать развала прогнившей насквозь, по мнению немцев, советской системы. Впрочем, в середине июля эта уверенность казалась вполне обоснованной. Острия немецких наступательных клиньев уже приближались к Смоленску — более чем на полпути до Москвы. За первый месяц кампании было захвачено свыше 600.000 пленных[189]. Гитлер и немецкое военное руководство ожидали, что советское сопротивление будет вот-вот сломлено.
Кристофер Браунинг считает вторую половину июля решающей в наращивании личного состава, необходимого для «окончательного решения» на востоке. Немцы были уверены в победе, и в их распоряжении имелось не только три бригады СС и не менее 11 батальонов полиции охраны порядка: был санкционирован также набор местных полицейских коллаборационистов для операций под руководством Гиммлера. Эти силы должны были завершить работу, которую мелкие подразделения эйнзатцгрупп только начали проводить на обширных оккупированных территориях СССР[190].
До сих пор операции эйнзацгрупп были направлены главным образом против особых групп «потенциальных врагов», включая руководителей-евреев; занимались они и «репрессиями» против евреев. В одном из ранних отчетов эйнзатцгрупп говорится, что операции по «очистке» вначале сосредоточивались на большевиках и евреях. Меры против польской интеллигенции — кроме исключительных случаев — откладывались на более позднее время[191]. Мобильные оперативные группы (эйнзатцкоманды) проводили выборочные «селекции» в отдаленных населенных пунктах. В Городее (севернее Несвижа) в июле было арестовано 15 «советских работников», из них троих расстреляли на месте[192].
В близлежащем городе Мир в воскресенье 20 июля 1941 г. была проведена типичная акция против «интеллигенции». Всем евреям
мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет приказали построиться на главной площади. Явилось человек 190, и немцы с помощью белорусских коллаборационистов произвели «селекцию». Большую часть отобранных составляли богатые евреи и главы семей, а также по крайней мере один учитель. Кроме 19 евреев отобрали также троих не-евреев. Всем им сказали, что их посылают на работу. Остальным велели идти домой и принести лопаты. Отобранную группу вывезли за город на грузовиках и расстреляли в ближайшем лесу[193]. О постигшей их участи сообщил один местный белорус: «На следующий день я поехал на поле своего отца в деревню Симаково недалеко от Мира. По дороге увидел их могилу. Она была засыпана кое-как, и из нее торчали руки и ноги. Могила была в лесу»[194].
185
NAW RG 238 221-L запись о совещании в штаб-квартире фюрера, 16 июля 1941 г.;
186
187
Отчасти это был урок, который следовало извлечь из первых недель польской кампании: см. С. Madajczyk,
190
C. Browning,
192
USHMMA RG-53.002M, reel 5 (БНАМ) 845-1-6, pp. 54-6 отчет чрезвычайной комиссии для Несвижского района, 4 февраля 1945.