Как было указано в предыдущей главе, на обращение немцев к советским военнопленным влияла тревога за собственную безопасность в тылу. Был назначен крайний срок, до истечения которого всем бывшим советским военнослужащим, находящимся в тылу, предписывалось сдаться, а тем, кто будет пойман после этого срока, угрожала казнь[357]. В середине октября 1941 г. частям 707 пехотной дивизии напомнили об этом еще раз: «В соответствии с приказом коменданта западной Белоруссии от 26.9.41, пункт 3, вновь напоминаю, что пойманных русских солдат (в военной форме или гражданской одежде) или беглых военнопленных, даже безоружных, следует не отправлять в лагерь военнопленных, а расстреливать на месте. Если они могут дать какую-либо информацию о партизанах или т. п., их следует незамедлительно отправлять в распоряжение 1-й группы тайной полевой полиции в Минск»[358].
О том, что эта политика проводилась в жизнь, свидетельствуют показания одного бывшего немецкого лейтенанта: «В октябре 1941 г. вермахт издал приказ, согласно которому всем советским солдатам, находящимся в тылу, надлежало зарегистрироваться и сдаться. Крайний срок был 4 ноября 1941 г. Найденных после этой даты было приказано расстреливать. Заподозренные в связях с партизанами тоже были обреченьцКак раз в это время многие русские солдаты бросили оружие и нашли убежище на фермах»[359].
Те, кто задумал эту драконовскую меру, сами накликали на себя беду, ибо ее результат оказался прямо противоположным желаемому. Начиная с осени 1941 г. многие бывшие советские солдаты, работавшие в крестьянских хозяйствах, опасаясь за свою жизнь, бежали в леса. Как сказал после войны один бывший польский партизан, «эта бессмысленная мера, направленная против военнопленных, которые мирно трудились, совершенно довольные тем, что наконец избавились от своих комиссаров, от НКВД, Сталина, голода и вшей, привела к массовому бегству в леса и к созданию партизанских отрядов»[360].
Было также немало случаев побега из лагерей. Вот что вспоминает один бывший военнопленный: «Нас держали в лагере военнопленных в городе Лида. Военнопленных держали в полуразвалив-шихся бараках. Лагерь был оцеплен колючей проволокой. Однажды, когда военнопленные разгружали дрова на железнодорожной станции Лида, я убежал и к концу декабря вернулся к себе домой в деревню близ Брест-Литовска»[361].
Некоторые, воспользовавшись слабостью немецкой охраны, бежали во время переходов из одного лагеря в другой[362]. Но в болыпин-стве своем пленные были слишком слабы и даже не помышляли о побеге. Многих, едва державшихся на ногах, охранники во время таких пеших переходов к тыловым лагерям просто расстреливали.
Зная о жестоком обращении с пленными, местные жители нередко помогали беглецам: «В 1941 г. в нашей деревне пряталась группа русских военных. Все они были ранены и сидели в сарае... Крестьяне их кормили. Староста знал, что они там прячутся, но ни он, и никто из жителей не донес про них немцам, и потом они ушли к партизанам»[363].
На Украине и в меньшей степени в Белоруссии некоторых военнопленных выпускали на свободу и разрешали им вернуться домой[364]. Немецкие офицеры часто требовали, чтобы за освобождаемых кто-нибудь, обычно родственник или земляк, поручился. После этого их отпускали и разрешали работать на ферме или на фабрике[365]. Приведенный ниже эпизод, имевший место в Белоруссии, показывает, насколько случайным могло оказаться такое освобождение. Одного советского солдата из Несвижа «...немцы поймали и отправили пешим ходом в Молодечно. Переход длился недели две, и он прибыл на место в конце 1941 г. В тамошнем лагере он провел месяца два или три, голодая. Позднее, зимой 1941-42 г., его освободили благодаря его матери. Его друг, которому удалось бежать, рассказал ей, где находится ее сын, и она пришла в лагерь и попросила его отпустить»[366].
О том, как трудно было отличить возвращавшихся домой военнопленных от настоящих партизан, свидетельствует один из немецких докладов, составленных в Криворожской области. Из него видно, что немцы в это время во многих своих докладах, по-видимому, преувеличивали масштабы деятельности партизан: «Здесь не было захвачено ни одного настоящего партизана. Их не было и среди 28 подозреваемых, переданных Тайной полевой полиции за период 5-10 октября. Это были русские солдаты, бежавшие с русского фронта и вернувшиеся домой без оружия. Их отправили в пересыльный лагерь. Еще 12 арестованных тоже оказались бывшими русскими солдатами. У троих нашли оружие, и они понесли наказание, упомянутое в объявлении»[367].
357
0 развертывании этой полиции см. NAW RG 238 Nbg. Doc. 180-L рапорт Stahlecker’a, приложение о партизанской войне от 29 сентября 1941 г.
362
A. Dallin,
364
«Следует стараться после краткой проверки отправлять украинских военнопленных по месту их жительства, если соответствующие районы уже оккупированы германской армией»,
367
OAM 1275-3-665 OI< 1/253 Кривой Рог FK 246, 15 октября 1941 г. См. также