В 1941 г. Советский Союз был, в сущности, плохо подготовлен к широкому партизанскому сопротивлению. В первые месяцы войны операции советских партизан сводились к помощи Красной Армии в непосредственной близости от линии фронта[368]. Некоторые организации сопротивления, как, например, в минском гетто, возникли стихийно[369]. Многие из спрятавшихся красноармейцев и пограничников не имели никакой связи с официальными партизанскими отрядами[370].
Немецкие доклады осенью 1941 г. делали упор на якобы существующей угрозе со стороны партизан, однако по сравнению с более поздним периодом их потери в то время были ничтожно малы. Например, расквартированные в районе Барановичи—Новогрудок I и II батальоны 727 пехотного полка зимой 1941-42 г. потеряли всего несколько человек, да и то не в боях с партизанами, а потому что эти люди подорвались на минах или попали под поезд. Первые потери в вооруженных стычках с партизанами полк понес лишь в начале лета 1942 г., когда он проводил активные антипартизанские операции ближе к линии фронта[371]. По словам Кристиана Штрайта, если принять во внимание драконовские меры немецких властей, неудивительно, «что осенью 1941 г. советские граждане пришли к выводу, что сопротивление бесполезно и равносильно самоубийству»[372].
Тем не менее, зимой 1941-42 г. уже появились некоторые признаки надвигающейся партизанской угрозы. На территориях, которые не были непосредственно оккупированы немецкой армией, партизаны с целью запугать население начали расстреливать бургомистров, государственных служащих и местных полицейских, назначенных немцами, а также членов их семей. В результате немцам стало труднее набирать людей на службу в местную администрацию[373]. Военные успехи советских войск, которые остановили немецкое наступление на Москву и нанесли врагу контрудары, неизбежно усилило сопротивление в тылу.
Крушение надежд на быструю победу поставило администрацию восточных территорий в неудобное двойственное положение. Противоречие между долгосрочными планами колонизации, с одной стороны, и практической необходимостью эксплуатации местного населения с целью удовлетворить безотлагательные военные нужды — с другой, создало плодотворную почву для развития глубоко укоренившихся разногласий в сфере разграничения полномочий, свойственных конкурирующим нацистским ведомствам, задействованным в осуществлении оккупации. На практике немцы могли твердо полагаться лишь на тех коллаборационистов, которые поступили к ним на службу. Массы сельского населения вначале оставались нейтральными. Когда советские войска ушли, они с облегчением вздохнули, но вскоре поняли, что от немцев ожидать какого-то улучшения не приходится.
Приказы и доклады Густава фон Бехтольсгейма, военного коменданта Западной Белоруссии, дают наглядное представление о роли вермахта, действовавшего плечом к плечу с гражданской администрацией. В частности, его приказы содержат много антисемитской пропаганды, которая при каждом удобном случае приравнивает евреев к партизанам и врагам рейха[374]. Все это должно было оправдать жестокие меры против евреев в глазах самого Бехтольсгейма и в глазах его подчиненных. Многие из них, несомненно, разделяли основные идеологические принципы нацизма. Однако сравнение приказов Бехтольсгейма с реальными событиями, происходившими на подведомственной ему территории, показывает, что его тезис, будто евреи представляют собой главную опору партизанского движения, находит весьма слабое подтверждение. Более объективные доклады таких людей как Зённекен и Серафим отражают некоторое сочувствие евреям за их готовность к труду. Показания очевидцев не оставляют сомнения в том, что в это время подавляющее большинство евреев не оказывали никакого сопротивления немцам.
То, что пишет Серафим о поведении евреев на Украине, равным образом можно отнести и к ситуации в Белоруссии: «...Нет никаких доказательств того, что евреи en masse или хотя бы в большом количестве участвовали в актах саботажа. Конечно, среди них — как и среди украинцев — попадались террористы и саботажники. Нельзя, однако, утверждать, что евреи как таковые вообще представляют собой какую-либо опасность для вермахта. Войска и немецкая администрация вполне удовлетворены работой евреев, хотя они, безусловно, движимы страхом и только страхом»[375].
368
W. Wilenchik, «Die Partisanenbewegung in Weifirufiland», pp. 150-8; C. Streit, «Partisans — Resistance — Prisoners of War», p. 265.
371
WAST рапорт о потерях I и II батальонов 727 пехотного полка с лета 1941-го по лето 1942 г.
373
374
БНАМ 655-1-1, рр. 12-15 и 31 Комендант