Ход акции в отдаленной деревне Серники, расположенной в Припятских болотах, показывает, что евреям, жившим в сельских общинах, бежать было гораздо легче. В 1942 г. в Серниках проживало приблизительно 1000 евреев. К апрелю 1942 г. их собрали в гетто. В сентябре гетто было «ликвидировано» подразделением немецкой полиции безопасности с помощью местных полицейских. Евреев расстреляли в заранее подготовленной могиле в 3 км от Серников. Во время акции группа евреев вырвалась из оцепления. Согласно источникам, приводимым Спектором, 279 евреям, в основном мужчинам 13-40 лет, удалось добраться до леса[634]. 102 из них позже погибли: 10-12 человек в бою в качестве партизан, остальные умерли от голода, холода и болезней или были убиты в ходе облав. И все же близость лесов и хорошее знание местности облегчили им бегство, тогда как потери среди беглецов из более крупных населенных пунктов и городов были значительно выше.
Особо важным обстоятельством является то, что, начиная с лета 1942 г., жертвами расправ все чаще становятся женщины и дети[635]. Немецкий строитель Герман Грэбе, очевидец массового расстрела близ Дубно (Украина) в октябре 1942 г., подробно описал сцену казни:
«Когда я пришел в контору строительного участка, мой десятник Губерт Мённикес (Гамбург — Гарбург, Аусенмюленвег, 21) сказал мне, что недалеко от строительной площадки в трех больших рвах метров 30 в длину и метра 3 в глубину ежедневно убивают приблизительно 1500 человек. Все 5000 евреев, живших в Дубно до акции, должны быть уничтожены. Он присутствовал при расстрелах и был очень подавлен.
Я пошел с Мённикесом на строительную площадку и увидел большие насыпи, приблизительно 30 метров в длину и 2 метра в высоту. Перед насыпями стояло несколько грузовиков, из которых вооруженные украинские полицейские под наблюдением эсэсовца выгоняли людей. На груди и на спине у этих людей были желтые нашивки, означавшие, что они евреи.
Мы с Мённикесом подошли к рвам. Нас никто не останавливал. Из-за насыпей слышались ружейные выстрелы. Всем людям, которые сходили с грузовиков — мужчинам, женщинам и детям — эсэсовец с хлыстом в руках приказал раздеться и сложить в отдельные кучи обувь, одежду и нижнее белье. Я увидел аккуратно сложенную груду обуви — примерно пар 800 или 1000, а также большие кучи белья и одежды.
Эти люди не плакали и не кричали. Они молча разделись и стояли семьями, обнимаясь и прощаясь друг с другом в ожидании знака другого эсэсовца, тоже с кнутом, который стоял на краю рва. За те четверть часа, что я простоял возле рва, я не услышал ни единой жалобы или мольбы о пощаде. Я смотрел на одну семью из восьми человек — мужчина и женщина лет пятидесяти с детьми в возрасте одного, восьми и десяти лет и с двумя взрослыми (лет 20 и 24) дочерьми и седая, как лунь, старуха, которая держала на руках годовалого ребенка, щекотала его и пела ему песенку. Ребенок пищал от удовольствия. Супруги смотрели на них со слезами на глазах. Мужчина держал за руку десятилетнего сына и что-то тихо говорил ему. Мальчик изо всех сил старался не плакать. Отец показал ему на небо, погладил по голове и, видимо, старался ему что-то объяснить. В эту минуту эсэсовец, стоявший у рва, крикнул что-то своему товарищу. Тот отсчитал человек 20 и велел им отойти за насыпь. Среди них была и семья, о которой я только что говорил. Я до сих пор помню, как стройная темноволосая девушка, проходя мимо меня, показала рукой на себя и проговорила: двадцать три»[636].
В «отчете о пережитом» капитана Заура, командира роты 15 полка полиции охраны порядка, содержится подробный рассказ об уроках, которые он извлек из крупной акции, проведенной в Пинске между 29 октября и 1 ноября 1942 г. Этот документ можно сопоставить с послевоенным отчетом штурмшарфюрера Вильгельма Распа, который утверждает, что встретился с Зауром во время этой операции. Несколько рот из батальонов полиции охраны порядка прибыло в Пинск, ибо там были сконцентрированы все полицейские силы, имеющиеся на данной территории, — полиция безопасности, жандармерия, немецкая полиция (Schutzpolizei), украинское шуцманство, немецкая конная полиция и полицейские собаководы. В первый день акции большинство евреев явилось добровольно, и приблизительно 10.000 человек было убито у могил в 4 км от города. Плотное оцепление силами конных полицейских предотвратило попытку бегства 150 евреев. Все они были пойманы снова.
В течение последующих трех дней гетто опять тщательно прочесали, в результате чего было схвачено и потом расстреляно 15.000 евреев. Больных и оставшихся в домах детей расстреливали на месте. Таким образом в гетто убили еще 1200 евреев. Вильгельм Расп сказал, что стащил в могилу шестерых убитых детей. Капитан Заур отметил, что для поисков людей, укрывшихся на чердаках и в подвалах, необходимы топоры и другие инструменты. Молодым евреям предлагалось доносить на тех, кто спрятался, обещая (ложно) сохранить им за это жизнь. По словам Распа, который во время акции собирал ценные вещи евреев, он пытался оставить в живых несколько сотен квалифицированных рабочих, но ему помешали его ретивые сослуживцы из Окружного комиссариата, которые считали, что «всех евреев надо убрать»[637].
634
S. Spector, «The Jews of Volhynia», 164-5. M. Gilbert,
636
J. Noakes и G. Pridham (eds),
637
ГАРФ 7021-148—2 рапорт Saur’a 29 октября — 1 ноября 1942 г.;