Естественно, эти контрибуции становились более жесткими по мере того, как денежная экономика разваливалась, а запасы истощались. Житель Еремичей вспоминает: «Сначала мы платили немцам налоги деньгами. Насколько я помню, был специальный человек, который собирал у нас деньги. Позднее немцы ходили по домам и уводили скот»[731].
Неудачи доставки зерна и скота, требуемой немецким начальством, привели к введению карательных мер. Как и при царском режиме, полиция выступала не только в роли блюстителей закона, но также собирала налоги и следила за соблюдением других экономических постановлений. Полиция и местные старосты часто были единственными представителями государственной власти, которых видели крестьяне[732]. Местная полиция проводила обыски, пытаясь найти спрятанное зерно. В деревне Студеница под Винницей одна крестьянка была выпорота и затем повешена полицией за сокрытие зерна, которое было обнаружено при обыске в ее доме[733]. Бывший полицейский из села Новая Мышь вспоминает, как его отряд обходил деревни в районе «с целью собрать зерно в крестьянских хозяйствах, которые ... не выполнили нормы, установленные немцами»[734].
Положение местного населения еще более ухудшилось в декабре 1941 года с введением обязательной трудовой повинности[735]. На евреев принудительный труд распространялся с самого начала оккупации. Согласно новым распоряжениям, нееврейское неработающее население должно было зарегистрироваться на бирже труда и получить назначение на определенную работу. Оплата производилась в соответствии с установленными расценками; тех, кто уклонялся, отправляли в тюрьму. Следующим указом запрещалось переманивать работников у других работодателей, обещая им более высокую зарплату[736]. Эти меры наглядно свидетельствуют об остром недостатке рабочей силы, особенно обострившейся вследствие насильственной отправки людей в Германию для работы в сельском хозяйстве, на военных заводах или в качестве прислуги.
Местные крестьяне уже знали, что такое трудовая повинность, и видели в ней возвращение к знакомой им системы эксплуатации. Крестьянка из Несвижского района вспоминает: «Мы с мужем работали в своем хозяйстве, но раз в неделю его заставляли трудиться на полях»[737]. Усиливающийся недостаток рабочей силы стал особенно чувствоваться летом и осенью 1942 года после «ликвидации» гетто. Чиновник из гражданской администрации Бреста сообщал в отчете: «Потеря работников-евреев создает дефицит рабочих рук среди служащих. Его можно восполнить только за счет сельских жителей, что в свою очередь негативно скажется на селе, но с этим придется мириться»[738].
Что касается трудовой политики, массовые депортации людей на работу в Германию губительно сказались на отношении местного населения к немцам. Подобная политика, начавшаяся в январе 1942 года, вскоре начала встречать всеобщее сопротивление. К июню 1942 года немецкие власти угнали из Украины более 100.000 рабочих. Однако в Западной Украине гражданская администрация не надеялась выполнить квоту на поставку более полумиллиона рабочих. Сопротивление депортациям уже начало набирать силу, особенно на севере, в лесных районах, где партизанское движение было сильнее[739].
К 1943 году люди не хотели ехать на работу в Германию добровольно, в связи с чем начали проводиться крупномасштабные облавы силами жандармерии и шуцманства, которые обычно врывались в дома под утро. Для отправки больших партий рабочих использовали шуцманов с ближайших полицейских постов, которые участвовали и в облавах, и в конвоировании рабочих. Однако о цели таких операций шуцманам заранее не сообщали[740].
В приказе, изданном командиром СС и начальником полиции (SSPF) Коростеня 31 мая 1943 года, говорится о неудавшихся крупных облавах в этом районе и о необходимости более осторожного подхода: «Проведенная облава на лиц 1923-25[741] годов рождения в этом районе почти не дала результата. Украинцы и украинки указанного возраста спрятались, или убежали в лес, и возвратились после того, как колонна уже была отправлена. Организация следующей крупномасштабной акции только усугубит ситуацию. Поэтому на украинцев указанных годов рождения, как мужчин, так и женщин, следует делать облавы изредка и только в заданной конкретной местности, и сразу отправлять на сборный пункт в Коростень. Те, у кого имеется белый билет, выданный отделом труда, сбору не подлежат. Все подобные мероприятия должны проводиться так, чтобы привлекать как можно меньше внимания»[742].
736
ЦГАК 3206-2—193, рр. 8-9; ЖА 1465-1—6, рр. 1334 предписание
738
739
NAW R 238, Т-175, roll 235
740
ЖА 1452-1—2, р. 62 начальник СС и полиции округа Ружин — жандармским постам округа Ружин, 30 января 1943 г. О беспардонных методах, использовавшихся для насильственной вербовки см. также W. Wilenchik, «Die Partisanenbewegung im WeiBruBland», pp. 204-5.
741
Насильственная вербовка была организована по возрастным группам, как о том свидетельствуют списки угнанных на работу в Германию и возвратившихся оттуда, составленные советской Чрезвычайной комиссией: см., напр., ГАРФ 7021-54—1336 и 1252.
742
ЖА 1511-1—1, р. 32 начальник СС и полиции Коростеня всем постам жандармерии, 31 мая 1943 г.