Было бы неправильно полагаться исключительно на советскую пропаганду, чтобы представить себе положение рабочих, которых отправляли в Германию из восточных территорий (Ostarbeiter). Последние исследования отмечают, что условия различались в зависимости от того, куда направлялись рабочие. На маленьких семейных фермах можно было рассчитывать на более гуманное отношение. Несмотря на правила, на ферме работник и хозяин «сидели за одним столом и ели одно и то же». Владельцы ферм были заинтересованы в том, чтобы хорошо обращаться со своими восточными рабочими, чтобы сохранить драгоценную рабочую силу[754].
Условия на заводах, как правило, были значительно хуже, чем на фермах. Бывший французский рабочий завода Фольксваген в Вольфсбурге вспоминает условия, в которых находились восточные рабочие: «Как правило, охранники очень плохо с ними обращались; они жили в грязи в ужасающей нищете без нужной одежды, немытые и голодные»[755]. По воспоминаниям одного бывшего остар-байтера, некоторые заводские рабочие вызывались добровольно работать сверхурочно на фермах: «После основной работы хозяева нас забирали на фермы, чтобы мы им там помогали. Те, у кого хватало сил, работали на них... За работу фермеры нас очень хорошо кормили. Нам давали молоко и хлеб с маслом. В лагере мы очень плохо питались»[756].
В целом, по свидетельствам немцев, остарбайтеры были хорошими работниками, с ними было легко иметь дело, что противоречило образу, создаваемому немецкой пропагандой[757]. В то же время, унизительное положение, в котором они находились: необходимость ношения отличительных знаков, сходных с теми, которые носили евреи, ограничения в передвижении и плохое питание — все это усиливало в них чувство третьеразрядности в сравнении с немцами. Те, кто попал в первые добровольные наборы, были особенно разочарованы подобным обращением. Приводим выдержку из одного письма, отправленного из Германии на Украину: «Дорогие родные, мы живем в бараках; каждый барак окружен забором, ворота на запоре, и мы сидим здесь как в тюрьме»[758].
К декабрю 1943 года около 1.800.000 человек было депортировано из оккупированных советских территорий на работу в Германию. На заводах в Германии опаснее всего были бомбардировки, осуществляемые союзниками, и инфекционные заболевания в переполненных бараках. Можно утверждать, что благодаря этой многочисленной рабочей силе военная промышленность Германии продолжала работать в период острого дефицита рабочей силы. Однако эти факты отрицательно сказывались на настроении населения восточных территорий в целом, способствовали росту партизанского движения и усилению его поддержки со стороны населения. Учитывая жестокую карательную политику, которой придерживалась Германия, некоторые из депортированных, вернувшись после войны, обнаруживали, что их семьи убиты, а дома разрушены.
В пропагандистской войне за умы и сердца людей немцы, возможно, побеждали у себя дома[759], но непоправимо уступали Советам на оккупированных территориях. Летом 1942 года окружной комиссар Слонима сообщает в рапорте о быстром ухудшении настроения местных жителей по мере того, как их надежды на новую власть не оправдывались: «В целом политическая ситуация сейчас хуже, чем год назад, когда мы начинали свое строительство. Тогда население было чрезвычайно воодушевлено мощью и быстротой победоносного марша немецких войск и с готовностью и лояльностью выполняло все наши требования. Более того, они возлагали надежды на улучшение жизни: поначалу им говорили, что за преданность новому политическому режиму и безупречную работу они получат в собственность землю соразмерно своему труду»[760].
Не оправдавшиеся ожидания местного населения и ухудшение военного положения Германии привели к тому, что к концу оккупации нельзя было доверять даже тем, кто активно сотрудничал с новой властью. Бывший сельский староста впоследствии с горечью отмечал отсутствие усердия у местных десятников, назначенных им в 1943 году, в задачи которых входило выявление партизан и помощь в сборе продовольствия для немецкой армии: «Нужно сказать, что они плохо выполняли мои распоряжения и не следовали моим инструкциям, что сами они... тоже должны сдавать хлеб и мясо немцам»[761].
Позднее немцы все же усилили свою пропаганду, пытаясь поднять дух местных жителей, сотрудничавших с ними, в тех селах, которые еще находились под немецким контролем. Произносилось много речей, распространялись пропагандистские листовки. Особое внимание уделялось шуцманству, где образовательные темы варьировались от «обязанностей белорусов в борьбе за новую Ев-ропу» до предостережений об опасности употребления самогона[762]. Типичным образцом немецкой пропаганды лета 1943 года может служить следующее обращение к врагам:
754
К. Heuer,
756
F. Dorn, S. Rupp и A. Sahn,
761
762
БНАМ 370-6—48 рапорты о немецкой пропаганде и материалы из Барановичского района за 1943 г.