В сентябре начальник СС и полиции Ганс-Адольф Прюцман выпустил инструкции, согласно которым, ввиду недавних потерь, нанесенных атаками партизан, офицерам полиции охраны порядка на Украине рекомендовалось без особой надобности воздержаться от ненужных поездок на автомобилях[781].
В Западной Белоруссии части СС, участвовавшие в ликвидациях гетто в окрестностях Вилейки в мае 1942 г. отмечали, что «тревожные слухи о партизанах в большинстве случаев преувеличивали опасность и часто оказывались всего лишь ложной тревогой»[782]. Партизаны в это время распространяли слухи, преувеличивавшие их силы, делая это по тактическим соображениям, с целью запугать противника и облегчить проведение своих операций. Шалом Холав-ски вспоминает: «Мы скоро поняли, что в партизанской войне слухи об оружии важнее самого оружия, и что для распространения этих слухов нужно установить связь с населением. Мы работали над созданием иллюзии нашей великой мощи. Мы раздували слухи о силе и о победах, а эти слухи в свою очередь возбуждали воображение крестьян, которые при пересказе еще больше их преувеличивали и искажали»[783].
Летом 1942 г. активность партизан действительно возросла. Один жандарм рассказал, что с лета 1942 г. «в связи с риском наткнуться на партизан вокруг Мира патрули проводились реже, но полицейских в них участвовало больше»[784]. После того, как 9 июня 1942 г. барановичская полиция безопасности понесла тяжелые потери близ Налибоки, в Рейхскомиссариате Остланд было созвано совещание для обсуждения растущей опасности, исходящей от партизан. На совещании особо подчеркивалось, что ситуация требует значительного увеличения численного состава полицейских сил[785].
Чтобы противостоять растущей угрозе, не ослабляя фронтовые части, было принято решение усилить местную полицию. В соответствии с этим в июле—декабре 1942 г. численность Shutzmannschaft-Einzeldienst возросла с 30.000 человек до более чем 200.000[786]. Такой быстрый рост изменил и характер шуцманства. Если раньше оно было небольшой добровольной организацией, то теперь превратилось в структуру, которую можно было создать лишь посредством какой-либо формы принудительного призыва[787].
О реальном усилении активности партизан ясно свидетельствуют немецкие оперативные сводки на местном уровне. В них стало содержаться меньше пропаганды и больше суровых фактов. Например, в конце июня 1942 г. в районе Мира патрулю, состоявшему из 2 жандармов и 27 шуцманов, удалось предотвратить налет отряда из 50 партизан на деревню Обрина с целью захватить зерно. В жестокой схватке был убит коммунист — бывший руководитель Ере-мичей и расстреляны два человека по подозрению в том, что они — агенты партизан[788].
Одновременно немцы и местные полицейские понесли первые потери, а родственники павших в бою шуцманов начали получать за них компенсации[789]. Из сводок жандармерии Житомира видно, что сообщения о первых жертвах вызвали настоящий шок: «Мы попали в немилость судьбе. Обрушившись на нас, словно гром среди ясного неба, она забрала двоих наших товарищей-жандармов»[790]. Именно в ответ на эти потери немцы прибегли к жестоким репрессиям, что заставило всех участников игры повысить свои ставки.
Начиная с зимы 1941-42 гг. советские партизаны развернули пропагандистскую кампанию среди населения, умело используя немецкие неудачи на фронте. Они распространяли сведения о немецком отступлении и о захвате Красной армией оставленных ею в начале войны городов. В подтверждение этого на стенах вывешивались плакаты, которые содержали также призывы вступать в партизанские отряды и угрозы тем, кто сотрудничает с немецкими властями[791]. Многие из первоначальных нападений были направлены против сельских старост и полицейских в отдаленных деревнях. Демонстрируя неспособность немцев защитить своих подручных от партизан, это, в свою очередь, затрудняло их старания восполнить понесенные потери.
Необходимо подчеркнуть, что вначале партизанское движение развивалось стихийно. Первые толчки к сопротивлению исходили от бывших коммунистов и красноармейцев, которые прятались в лесах и вначале не имели никаких контактов с Москвой. Организация сопротивления в Минском гетто тоже возникла без всяких приказов «сверху»[792]. Узников, в том числе даже подростков, к активному сопротивлению подталкивала жестокость немцев. Наш информатор, бывший партизан из Бережно, вспоминает: «В лесах были и другие организованные группы из деревень Синявская Слобода, Погорелка и Лядки. Наша база находилась в Налибокском лесу. Первая группа называлась "Комсомольской”, потому что большая часть ее членов были очень молоды. Нас было 56 человек. Мы сразу начали устраивать засады около Еремичей и Турца. Мы перерезали телефонные провода. Другие группы минировали железнодорожные пути»[793].
782
785
О нападении 9 июня 1942 г. см. гл. 5;
786
788
Брестский архив 995-1—4, р. 169 рапорт поста жандармерии Мир, 23 июля 1942 г. О прочих деталях инцидента см. INRW SWKsz 43.
790
USHMMA RG 53.002М, reel 5 (БНАМ) 658-1—2, р. 65 приказ
791
792
S. Spector,