В каждой деревне партизаны установили сеть контактов, с помощью которой получали предупреждения о деятельности полицейских. Жена одного партизана (выполнявшая обязанности курьера) из одной деревни близ Деречина (Слонимский округ) вспоминает: «Днем полицейские могли свободно разгуливать по деревне и получать еду от сельчан. Партизаны приходили только ночью, но они не могли быть уверены, ушли полицейские или нет. Могло так произойти, что зайдет партизан в какой-нибудь дом, а там ночует полицейский. Поэтому я ходила по дворам и узнавала, нет ли там полицейских»[794].
Партизанские агенты из числа местных жителей тайно передавали партизанам оружие и боеприпасы полицейских[795]. Некоторые полицейские, возможно, играли двойную роль вполне сознательно, чтобы обезопасить себя на случай, если в войне победит другая сторона. На послевоенных судебных разбирательствах бывшие полицейские нередко утверждали, будто регулярно снабжали партизан боеприпасами и информацией[796]. Однако разоблачение могло кончиться смертью, причем не только этого полицейского, но и всей его семьи. Для передачи оружия и информации партизаны часто прибегали к помощи детей. Для этих, по сути своей, взрослых заданий могли быть использованы комсомольцы[797].
Успех партизан безусловно в большой степени зависел от поддержки местного населения. Когда во второй половине 1942 г. соотношение сил на фронте начало меняться, активность партизан тоже возросла. Немецкие акции против евреев тоже способствовали увеличению числа людей, бежавших в леса и полных решимости оказывать сопротивление немцам. Некоторые немецкие сводки отмечают влияние этого фактора и подчеркивают необходимость вылавливать беглецов[798]. Между тем советские партизаны далеко не всегда радостно встречали бежавших к ним евреев. Пережившие войну евреи нередко описывали не слишком дружественное отношение к ним партизан, особенно если у них не было при себе оружия[799]. Некоторых беглецов антисемитски настроенные партизаны прогоняли или даже убивали. На Волыни националистически настроенные партизаны зверски уничтожили тысячи евреев, избежавших «ликвидации» в гетто[800].
Руководители советских партизан опасались, что большие группы еврейских беженцев истощат их продовольственные запасы, и это помешает им бороться с немцами. Среди евреев было очень мало бойцов, прошедших военную подготовку, а многие бежали в леса без всякого оружия[801]. Поэтому некоторые опытные партизаны презрительно относились к евреям, не годившимся, с их точки зрения, для военных действий. Так, капитан Черный, руководитель советских партизан в районе южнее Барановичей, «насмехался над евреями, уверяя, будто они отдали все свое золото и серебро немцам и работали на них, а в леса явились не воевать, а спасать свои шкуры». Он даже грозил расстрелять каждого десятого из еврейской партизанской группы за мнимый грабеж[802]. Лишь практические дела еврейских партизан могли преодолеть эти предубеждения.
Взвешенную оценку деятельности еврейских партизан дал один из партизанских руководителей Слонимского района: «Партизанский отряд, которым я руководил, не уступал в героизме и отличном выполнении заданий организованной сети русских партизан. Эти простые евреи, не имевшие понятия о том, что такое винтовка и что такое война, через несколько месяцев приспособились к обстановке и сделали большое дело — большое в том смысле, что, во-первых, не пошли на убой, во-вторых, показали всему миру, что евреи-солдаты — я бы не сказал лучше русских, но во всяком случае такие же, как русские и солдаты других национальностей»[803].
Учитывая враждебное отношение к евреям, решающее значение для их выживания имели их первые контакты с партизанами. С этой точки зрения группе евреев, избежавших «ликвидации» в Несвижском гетто, поистине повезло. На них случайно натолкнулся упомянутый выше Юзеф Мархвинский, уже вступивший в партизанский отряд в апреле 1942 г.: .
795
796
См., напр.,
798
См. напр.
799
W. Wilenchik,
801
USHMMA RG 53.002M, reel 4 (БНАМ) 389-1—5, p. 4 рапорт жандармерии поста Старжина 2 февраля 1944 г.; упомянут лагерь, в котором находилось около 700 евреев с семьями, причем у них было всего лишь около 70 единиц вооружения; S. Spector,
802
L. Eckmann and C. Lazar, The