Подобно полякам, украинские националисты тоже старались проникнуть в немецкую полицию с целью добыть оружие и усилить свое влияние на местах. Позже многие дезертировали и бежали в лес к УПА (Украинская Повстанческая Армия). Так, в марте 1943 г. по призыву националистического руководства из украинской полиции дезертировало около 6000 полицейских с оружием и боеприпасами[923].
В начале 1943 г. подразделения УПА начали нападать на польские деревни и убивать безоружное население. В мае 1943 г. пресса польского подполья так описывала положение на Волыни: «На Волыни разыгрываются совершенно безумные дикие сцены расправ с поляками. Это превосходит всякое понимание. Судя по отнюдь не преувеличенным сведениям, в трех округах — Сарны, Костополь и Ровно — где хозяйничают банды, убито около 2000 поляков. Погибли целые польские деревни, жители которых не смогли защитить себя или бежать. Банды украинцев, иногда насчитывающие несколько сот человек, большей частью жителей соседних деревень, порой под руководством полиции, окружают деревню и убивают всех подряд, сжигают дома, предварительно полностью их разграбив. Самые страшные бандиты вооружены топорами, которыми они разрубают тела невинных жертв»[924].
Согласно тогдашнему немецкому докладу, в мае 1943 г. украинские «бандиты» убили всех поляков — жителей деревни Городец близ Сарны[925]. Генеральный комиссар Волыни-Подолья в июне 1943 г. писал: «За отчетный период было уничтожено много польских семей и сожжены целые польские деревни. Следует отметить, что в этом участвует большая часть украинского населения. Бороться с этими партизанами очень трудно, т. к. днем они притворяются мирными крестьянами»[926].
В ответ польское подполье создало в польских деревнях отряды самообороны. Поляки из отдаленных деревень бежали в более крупные польские населенные пункты, кое-где даже под защиту немцев[927].
Позже убийства постепенно распространились далее на запад и к концу 1943 г. охватили всю Галицию[928]. В это время на Волыни появились советские партизанские отряды. Они тоже враждебно относились к польскому подполью, нападали на отряды польских партизан и убивали их командиров. Попытки поляков установить контакты и взаимодействие с советскими партизанами ни к чему не привели[929]. Во второй половине 1943 г. украинцы, чьи надежды на то, что немцы создадут независимое украинское государство, рухнули, стали чаще нападать на немецкие полицейские посты и подразделения[930]. Некоторые комментаторы характеризуют положение на Волыни как «войну всех против всех». Партизанская война здесь не прекратилась даже с приходом Красной армии в 1944 г.[931]
Главными жертвами партизанских конфликтов были крестьяне, которые жили и работали на спорных территориях. Их отчаянное положение описывает староста деревни Окуниново (южнее Барановичей). Он жалуется: «Мы живем между молотом и наковальней. Сегодня мы вынуждены слушаться партизан, которые грозятся нас убить, завтра нас могут убить немцы за то, что мы слушались партизан. Ночи принадлежат партизанам, а днем мы находимся на ничьей земле. Я знаю, что партизаны могут нас защитить, но надолго ли?» Годом позже его деревня была сметена с лица земли. Немногие оставшиеся в живых принесли страшную весть об уничтожении 290 жителей, в том числе женщин и детей. Их согнали в сельский клуб и там сожгли заживо[932].
Даже немецкие доклады иногда отражали некоторое сочувствие к находящимся в отчаянном положении крестьянам. В сводке о ситуации в районе Слонима от 21 марта 1943 г. говорилось, что в сельской местности «у крестьянина нет никакого выбора — либо его, в конце концов, ограбят, а возможно и убьют партизаны, либо насильно отправят на работу в Рейх или даже застрелят в ходе немецкого рейда с целью «очистки» территории, кишащей партизанами. Таким образом, создалось положение, которое — если оно вообще поддается сравнению — можно сравнить только с положением немецких крестьян во время Тридцатилетней войны»[933].
Однако давление сверху вынуждало командиров немецких частей подавать сводки об успешных операциях против партизан, что, безусловно, подталкивало их к произвольным карательным мерам. Такая оценка особенно справедлива по отношению к тем частям вермахта и к мобильным полицейским подразделениям, которые направлялись в какой-либо район на короткий период и потому не имели времени ознакомиться с положением на местах. Один бывший партизан сообщил о немецких карательных мерах следующее: «Бороться с партизанами было трудно даже регулярным немецким подразделениям, и поэтому часто уничтожались целые деревни со всеми их жителями, а немцы и полицейские докладывали начальству, что уничтожено столько-то партизан»[934].
923
МНАР, рапорты
924
PUST воспоминания майора Золосинского (Zolocinski) о деятельности во время войны подполковника Олива (Ян Войцех Киверский — Jan Wojciech Kiwerski).
927
PUST № 2792 мемуары лейтенанта Миколая Балыша (Mikolaj Balysz) (Заглоба); S. Spector,
928
D. Pohl,
929
PUST воспоминания майора Золосинского (Zolocinski) о деятельности во время войны подполковника Олива (Ян Войцех Киверский — Jan Wojciech Kiwerski).
931
S. Spector,
933
БНАМ 370-1-487, pp. 102-7 рапорт о политической ситуации в Слонимском районе, 21 марта 1943 г.