Коллаборационистские подразделения местной полиции обычно лучше знали, какие деревни активно поддерживают партизан. И их нападения на близлежащие деревни подчас были столь же зверскими, сколь нападения немцев. К тому же они убивали ни в чем не повинных женщин и детей, которые были их ближайшими соседями, родственниками и даже бывшими друзьями, что придает их злодеяниям совершенно особый характер. Главную роль в этих операциях играли полицейские-добровольцы, сознательно связавшие себя с немцами и получавшие награды и повышение в чине за верность. Эти люди, безусловно, действовали наиболее активно. Некоторые полицейские, набранные по призыву, в основном руководствовались мотивами личной мести.
В целом немецкие массовые репрессии способствовали отчуждению местного населения больше, нежели выборочные атаки партизан. Эти настроения подогревались умелой советской пропагандой, взывавшей к национальному патриотизму в противовес деструктивной немецкой политике попустительства личным интересам. В одном советском призыве к подручным нацистов говорилось: «Немец борется с культурой, с прогрессом, он сжигает наши деревни, он уничтожает стариков и инвалидов, беззащитных женщин и детей. Возникает вопрос: почему ты служишь немцам?»[935]
Леон Берк, партизанский врач-еврей, решительно отвергает всякие попытки сравнить насилие партизан с разгулом разрушения, развязанным немецкими захватчиками: «Ни при каких обстоятельствах я не могу сравнить эксцессы партизан с преступлениями против человечности, совершенными нацистской Германией. Какими бы ужасными ни казались убийства, совершенные в лесу, они были инстинктивной защитной реакцией, со временем превратившейся в оргию мести свободных мужественных людей подлому захватчику, который во имя мнимого расового превосходства планировал систематическое истребление великого народа»[936].
Параллельно с неудачами немцев на фронте расширялись партизанские операции на оккупированных территориях. Принудительный призыв в шуцманства и взаимные репрессии против семей обеих сторон способствовали росту насилия, жертвами которого часто становились ни в чем не повинные гражданские лица. В Белоруссии и на Украине сотни деревень были стерты с лица земли.
Еще до начала отступления немцы утратили эффективный контроль над большей частью сельской местности оккупированных восточных территорий. Самым серьезным последствием этого для немцев было падение боевого духа военнослужащих в тыловых районах, что также подорвало их способность противостоять советскому наступлению. Как и воздействие бомбардировок Германии с воздуха, вклад партизанского сопротивления на Востоке в победу союзников не поддается точной оценке. Некоторые советские историки подобно командирам партизанских отрядов в их отчетах склонны преувеличивать практическое значение вклада советских партизан. Тем не менее, возможно они ближе к истине, нежели до сих пор полагали многие западные исследователи[937]. Ведь в 1944 г. Красная армия изгнала немецкие войска из Белоруссии и северной Украины именно при значительной практической и психологической поддержке своих, советских партизан[938].
Глава 8
ПОСЛЕВОЕННЫЕ СУДЬБЫ КОЛЛАБОРАЦИОНИСТОВ И ПЕРЕЖИВШИХ ВОЙНУ ЕВРЕЕВ
Многие аспекты истории местной полиции до сих пор не изучены. Немногочисленные оставшиеся в живых евреи, большинство которых было оторвано от родных мест, начинали жизнь заново и не хотели обременять своих детей рассказами о тяжелом прошлом. Их воспоминания неприметно запечатлены в Книгах памяти, в мемуарах и судебных делах. Бывшие полицейские тоже хранят молчание о своем военном прошлом. Даже в бывшем Советском Союзе суды над многочисленными коллаборационистами быстро отодвинула в тень монолитная советская историография, которая подчеркивала героическое сопротивление агрессору и преуменьшала размах коллаборационизма на местном уровне. География и развитие послевоенных событий объясняют, почему в течение последних 30-50 лет многое в этой истории все еще окутано завесой тайны.
В 1943 и 1944 годах, когда Красная армия начала наступление на запад, немецкая гражданская администрация уже разваливалась. Большая часть местных полицейских, опасаясь советского возмездия, уходила вместе с немцами. Одиссея их отступления на Запад и новая жизнь, которую они там начинали, все еще в достаточной степени не изучены. Те, что остались на родине или вернулись туда после окончания войны, в большинстве случаев испытали на себе всю суровость советской карательной системы.
937
M. Cooper,
938
W. Wilenchik,