Один полицейский, служивший в Новой Мыши, воспользовался отступлением, чтобы вывезти свою семью, а потом устроиться на работу под видом простого крестьянина: «В конце июня 1944 г. полицейский участок эвакуировался на запад, и нас с семьями они взяли с собой. Мы ехали на телегах. Что стало с Jagdzug ом [поисковым взводом], я не знаю. В районе Остролека мне с женой [и с двумя другими семьями] удалось бежать... Мы переоделись в гражданскую одежду и выбросили оружие. В районе Чеханува мы остановились и устроились работать в одном имении»[961].
На первом этапе отступления многие бывшие шуцманы прибыли на телегах в Восточную Пруссию со своими семьями. Здесь им было предложено остаться и работать либо на строительстве укреплений или на местных фермах, либо вступить в 30-ю гренадерскую дивизию СС. Многие белорусы выбрали службу в 30-й дивизии СС, а свои семьи оставили в Восточной Пруссии[962]. В августе эту дивизию отправили по железной дороге из Розенберга (Восточная Пруссия) во Францию, и через Дижон она прибыла в Шалон-на-Соне[963]. В ней служил офицером и Макс Айбнер, бывший начальник жандармерии города Барановичи, служивший также в 30-й дивизии Waffen SS[964],
30-я гренадерская дивизия СС как боевое соединение особой славы не снискала. Вскоре после прибытия во Францию (в конце августа 1944 г.) солдаты взбунтовались. Некоторые белорусы, убив своих офицеров, бежали и присоединились к французским партизанам[965]. Часть оставшихся была отправлена в штрафной лагерь близ Дахау. Один бывший жандарм вспоминал: «В это время... [некоторые шуцманы] исчезли в 24 часа. Мы подозревали, что они вступили в контакт с противником. Когда мы снова стали отступать, вспыхнул новый бунт, на этот раз в 10-й роте. Шмид и Гайда были убиты. Все местные добровольцы, кроме где-то пяти или десяти, бежали в леса. В Доле нас снова погрузили в эшелоны и повезли в направлении Мюнхена. Здесь оставшихся местных добровольцев отправили в концлагерь»[966].
Бывший шуцман, который после войны вернулся домой из Англии, дает свою версию этих событий: «Во Франции солдаты 1-й роты нашей школы младших командиров перебили всех офицеров и сержантов и ушли в леса и холмы к французским партизанам. Поэтому у нас отобрали все боеприпасы и дали только винтовки без патронов. Нас поместили в концлагерь, который охраняли немцы. Там мы провели около трех недель»[967].
В числе тех, кто в это время перешел к французским партизанам, была одна рота, состоящая из беглых полицейских, прежде служивших в районе Мира[968].
Несмотря на все эти события, многие бывшие местные полицейские вскоре оказались на фронте. Начиная с 20 ноября 1944 г. 30-я дивизия СС участвовала в боях во Франции западнее Рейна близ швейцарской границы. В этом секторе 21-27 ноября 1944 г. многие бывшие шуцманы, плохо вооруженные и не питавшие вражды к союзникам, попали в плен. Несколько сотен пропали без вести в ходе боя, когда их позиции смяли американские танки[969].
В сущности, большинство этих бывших полицейских дезертировало или сдалось без боя. Записи в журнале боевых действий немецкой 19-й армии от конца ноября свидетельствуют о весьма сомнительном вкладе этих иностранных частей в оборону Рейха: «30-й дивизия СС стала абсолютно ненадежной. Она иногда открывает огонь по своим собственным частям». В более подробном докладе говорится: «Центральная часть фронта подвергается серьезной опасности вследствие плохого состояния 30-й дивизии СС и потери Galfingue... Русские из 30-й дивизии СС обращаются в бегство при одном только появлении танка противника. В последние несколько дней также много дезертиров. В Galfingue группа пленных русских с товарного поезда во время контратаки подняла оружие на немецкие части»[970].
Впоследствии один бывший шуцман объяснил причину своего дезертирства 27 ноября 1944 г. во Франции так: «Я бежал от немцев во время их отступления как раз на французской границе, так как боялся, что если я дезертирую раньше, они расстреляют мою семью. По этой же причине я не пытался бежать к партизанам на Украине. Например, семью одного полицейского расстреляли после того, как он бежал к партизанам»[971].
Некоторым солдатам 30-й дивизии СС дезертирство к союзникам казалось каким-то сном: «Я очень устал и поэтому залез в стог сена и уснул... Я проспал до полудня, а когда проснулся, увидел в деревне американцев. Я оставил в стогу оружие и ремень и вышел на улицу. Американский солдат, который меня встретил, спросил по-английски: “German?”, на что я ответил: “Polish”. Тогда второй американец подошел ко мне и стал говорить со мной по-польски. Говорил он очень хорошо... Он спросил, откуда я, и я ответил, что я из-под Барановичей и что я не поляк, а белорус. Этот американец сказал, что через два дня мы все будем в польской армии»[972].
962
963
964
965
970
971
INRW SWGd 76, рр. 942-50 М.К. 10 июня 1970 г. Подробно об его дезертирстве см.
972