– Почти… Последний раз он вернулся на один вечер, забрал с собой что-то и исчез. Он что-то говорил об острове за рекой.
– Хорошо. Думаю, тебе пора.
Пепель валился с ног, голова отказывалась работать.
– Не выгоняй меня! – закричала морфка.
– Ты хочешь остаться здесь?
Она засмущалась, но тут же опомнилась.
– Я же тебе говорила, что здесь по ночам очень опасно! Чем ты слушал?
– Хорошо, – протянул Пепель, отворачиваясь. – Можешь спать в кровати.
С этими словами он лёг на лавку, накинул сверху плащ. Мысли об ускользнувшем мгновении комфортного сна царапали душу.
– Тебя как хоть зовут?
– Венка, – смущённо ответили с уголка тепла и уюта за спиной.
– Я Пепель.
Утром он нашёл на столе мешочек с орехами.
***
– Остров за рекой… – задумчиво говорил Пепель, бредя вдоль берега.
Река оказалась морем. Начинался прилив. Мелкая рябь кривила поверхность вместо волн. Туман смягчал горизонт – противоположного берега не было видно.
– Кажется, я нашёл Край Мира, – сказал он, сам себе не веря.
Вечерело.
Пепель насобирал коряг и разжёг костёр поодаль от воды. Чрезмерная сырость заставила повозиться. Давно он не делал записей. Если не фиксировать то, как меняются земли, поход станет бесполезным путешествием. Тонкие дощечки и игла с крохотным лезвием. Карта сильно удлинилась, но поселение было только одно – вчерашнее. Пепель мысленно обозначил их Домоседами, так как придумывать названия без участия жителей считал подлостью. Несколько поселений до сих пор оскорблялись, слыша неугодное, пусть и не лишённое поэтичности.
Пепель закончил выводить на дощечке линию берега и взялся за другую.
– 9 домов, дерево
Оставил две строки пустыми, поразмыслил, и огляделся.
– та же, но реже; западнее – остатки древнего пожара или засухи заметны сильнее; обилие мха, слабая растительность.
Чёрные, полуистлевшие коряги горели плохо. Путник перечитал написанное и вздохнул – он уже слышал смех и слова «Древний пожар? Пепель, ты исследователь или сказочник?». Тем не менее, казалось, будто всё вокруг внезапно умерло, а теперь возрождалось, но совершенно иное, пришлое.
Он закутался в плащ и лёг на почерневший ствол давно рухнувшего дерева. В одиночку Пепель с трудом обхватил бы его руками. На дереве, пусть и сыром, спать проще, чем на земле. Такие стволы густо усыпали холмистую местность, иногда сооружая новые возвышенности. Тонкие кусты, скорее даже карликовые деревья в мелких желтеющих листьях, искрились от пляшущего костра. Холодный ветер грозил изморозью, а ровный плеск воды почти совпадал с ударами сердца.
«Следы ведут от берега и расходятся далеко вглубь земли», размышлял Пепель, «Если это те «чудовища», о которых сказала Венка, стоит проследить. Все следы одинаковые, большие, не похожи на следы животных, если только это не двуногие жабы. При чём есть как совсем свежие следы, так и едва заметные. И выходят на «охоту» они только ночью…»
Было поздно, но зарево на Западе не исчезало уже давно. Пепель замечал, как хиреет, бледнеет ночь, одновременно с его продвижением на Север, и не мог себе этого объяснить.
«Может, если пойти на Юг, будет темнее? Может, это значит, что Север – это верх, а Юг – это низ?», сонно подумал Пепель и помотал головой – слишком много в мире необъяснимого, чтобы утверждать что-то, основываясь на догадках.
Плеск воды становился всё тише… тише… А потом вдруг тёплый знакомый смех… Центроград… пощёчина, внезапная чернота, бегство, страх.
Пепель вздрогнул и проснулся. Туман подобрался совсем близко, костёр потух. Серое небо не давало ответа о времени. Путник сжался, чтобы согреться, но трясся он не только от холода. Каждая коряга, казалось, издавала злобный рык, готовясь к прыжку. Понадобилось время, чтобы сон развеялся.
Вскоре Пепель осторожно поднялся на ноги. Полумрак подчинялся кошачьим глазам охотнее. Какое-то время он стоял на месте, ловя запахи окружения – ничего необычного. Ветер переменился и пригнал туман ближе – придётся ждать дальше. Кроме того, свет оказался заперт в тяжёлых облаках.
Замотаться в плащ сильнее было невозможно, но Пепель пытался. Он шёл вдоль берега, стараясь наступать на камни и отчаянно вглядываясь вдаль, выискивая запах опасности.
И вдруг плот.
На берегу, подталкиваемый волнами, лежал плот. Кто-то привязал его к ближайшей коряге. В глине остались следы пяти двуногих. Пепель огляделся, но никого рядом не было. Неизвестные ушли вглубь. Странно было то, что на хлипком плоту с трудом уместились бы лишь двое. Следы не врали – кое-что Пепель в них понимал. Брёвна связали будто полосками кожи.