Здесь, в тихой комнатушке с камином, в котором потрескивал огонь, происшедшее казалось, мягко сказать, нереальным.
– Случайные толчки. Может, гм, Великий А'Туин икнул. Так что, гм, возьми себя в руки. Ты сегодня ничего не пил?
– Нет!
– Гм. А хочешь?
Лузган неслышными шагами подошел к буфету из темного дуба, вытащил пару бокалов и наполнил их водой из кувшина.
– В это время дня у меня лучше всего получается шерри, – заметил он, простирая руки над стаканами. – Тебе, гм, какое – сладкое или сухое?
– Гм, нет, – помотал головой Ринсвинд. – Возможно, ты прав. Наверное, мне стоит немножко отдохнуть.
– Хорошая мысль.
Ринсвинд брел по промозглым каменным коридорам. Время от времени он прикасался рукой к стене и вроде как прислушивался, но потом качал головой.
Пересекая внутренний двор, он увидел, как полчища мышей переваливают через перила балкона и со всех лап несутся к реке. Даже земля, по которой они бежали, двигалась. Присмотревшись, Ринсвинд понял, что все вокруг усеяно муравьями.
Это были не обыкновенные муравьи. Магия, столетиями просачивавшаяся сквозь стены Университета, сотворила с ними нечто странное. Некоторые муравьи толкали малюсенькие тачки, другие ехали верхом на жуках, но, главное, все они как можно быстрее покидали Университет. Трава на лужайке ходила волнами.
Ринсвинд поднял глаза и узрел видавший виды полосатый матрас, который высунулся из окна на верхнем этаже и тяжело шлепнулся вниз, на каменные плиты. Полежав немного, будто бы переводя дух, матрас приподнялся над землей и целеустремленно поплыл через лужайку, двигаясь прямо на Ринсвинда. Тот едва успел убраться с его дороги. Матрас унесся вдаль, но Ринсвинд успел таки услышать тоненькое попискивание и заметить выглядывающие из-под бугрящейся ткани тысячи крошечных ножек. Решительно шагающих ножек. Даже клопы снялись с места, а матрас прихватили с собой, решив, что не стоит бросать столь удобные апартаменты. Один из клопов приветливо помахал Ринсвинду лапкой и пропищал какое-то приветствие.
Ринсвинд попятился, но вдруг его ног что-то коснулось, и он буквально заледенел. Оглянувшись, он увидел каменную скамью. Во всяком случае, она удирать не собиралась. Он с признательностью опустился на сиденье.
«Этому наверняка есть какое-то естественное объяснение, – подумал он. – Или, по крайней мере, неестественное».
С противоположного конца лужайки донесся скребущий звук, и Ринсвинд повернул голову.
Этому естественного объяснения быть не могло. С немыслимой медлительностью сползая по парапетам и водосточным трубам, крышу покидали горгульи-водометы. Причем их исход сопровождался абсолютным молчанием, если не считать изредка раздающегося скрежета камня о камень.
Жаль, что Ринсвинд никогда не наблюдал низкокачественных подборок стоп-кадров, не то он бы точно знал, как описать представшее его глазам зрелище. Химеры не двигались, их перемещение напоминало серию демонстрируемых с большой скоростью картинок. Жиденькой процессией, состоящей из клювов, грив, крыльев, когтей и голубиного помета, горгульи ковыляли мимо Ринсвинда.
– Что происходит? – пискнул он.
Какая-то тварь с мордой гоблина, телом гарпии и куриными ногами несколькими короткими рывками повернула голову и заговорила. Голос ее походил на пищеварительный процесс в недрах горы (хотя эффект от глубокого, резонирующего звука был здорово подпорчен тем, что горгулья никак не могла закрыть рот).
– Уэсник иет! Асайся!
– Извини? – переспросил Ринсвинд.
Но горгулья уже прошла мимо и теперь неуклюже ковыляла через старинную лужайку[4].
Целых десять секунд Ринсвинд сидел и тупо смотрел в никуда, после чего слабо вскрикнул и сорвался с места.
Остановился он, лишь когда добежал до своей комнаты в здании библиотеки. Честно говоря, комната была не ахти какая, поскольку ее использовали в основном для хранения старой мебели. Зато это был дом.
У одной из утопающих в тени стен стоял шкаф. Не из тех, современных, годных лишь на то, чтобы в них заскакивали нервные любовники, когда муж раньше времени возвратится домой. Нет, это было старинное дубовое сооружение, черное, как сама ночь. В его пыльных глубинах рыскали и размножались одежные вешалки, а по днищу бродили орды облупившихся ботинок. Вполне возможно, что шкаф служил потайной дверью в сказочные миры, но из-за бьющего наповал запаха нафталина никто никогда не пытался выяснить это.
На шкафу, завернутый в обрывки желтеющей бумаги и старые чехлы, лежал большой, окованный латунными полосками ящик. Он отзывался на имя Сундук. Причина, по которой Сундук согласился принадлежать Ринсвинду, была известна только Сундуку, а он ее никому не раскрывал. За всю историю существования дорожных аксессуаров ни за одним предметом не числилось столько тайн и тяжких телесных повреждений. Судя по описаниям, Сундук был наполовину чемодан, наполовину маньяк-убийца. Он обладал множеством необычных качеств, которые могут вскорости проявиться, а могут и не проявиться, но в настоящий момент лишь одно отличало его от любого другого окованного латунью сундука. Он храпел, издавая пронзительный скрежет, как будто кто-то медленно пилил бревно.
Сундук мог быть волшебным. Мог внушать ужас. Но в глубине своей загадочной души он был сродни любому другому багажу во всей многомерной Вселенной и предпочитал проводить зиму в спячке на шкафу.
Ринсвинд колотил по нему метлой до тех пор, пока пилящий звук не прекратился, после чего волшебник заполнил карманы всякой всячиной, изъятой из ящика из-под бананов (он же – туалетный столик), и направился к двери. Ринсвинд не мог не заметить, что его матрас исчез, но это не имело значения – почему-то он был совершенно уверен, что ему больше не доведется спать на матрасе.
Сундук с солидным шлепком сверзился на пол и с крайней осторожностью поднялся на сотни маленьких розовых ножек. Немного покачавшись взад-вперед и проверив по очереди каждую ногу, он открыл крышку и зевнул.
– Ты идешь или нет?
Крышка резко захлопнулась. Сундук, шаркая ногами по полу, совершил сложный маневр, в результате которого развернулся к двери передом, и потопал за хозяином.
В библиотеке все еще ощущалась напряженность, и время от времени слышалось позвякивание цепей[5] и приглушенное похрустывание страниц. Ринсвинд сунул руку под стол и нащупал библиотекаря, который по-прежнему сидел съежившись под своим одеялом.
4
Борозда, оставленная удирающими горгульями, заставила старшего садовника Университета сожрать собственные грабли и вызвала к жизни знаменитое изречение: «Как добиться такой замечательной лужайки? Очень просто. Подстригаешь ее, ухаживаешь за ней в течение пяти сотен лет, а потом по ней прокатывается банда сволочей».
5
В большинстве библиотек старые книги приковывают цепями к полке, чтобы люди не утащили их с собой и не попортили. Разумеется, в библиотеке Незримого Университета дело обстоит с точностью до наоборот.