Все без исключения, что существует, наличествует — в равной мере необходимо и оправдано. Все, что происходит вокруг нас, адресовано нам так же, как вопрос учителя, заданный не нам, побуждает нас думать над ним и является вызовом. Нас касается все, и чем шире это “все”, чем большую ответственность за окружающее мы ощущаем, тем больше мы люди, тем больше мы свободны. Но так же, как оправданность зла не исключает нашего сопротивления ему, так и то, что все происходящее вокруг есть вызовдля нас, вовсе не определяет ни характера нашей реакции на такой вызов, ни обязательного принятия его. Если на меня лает собака, это вызов, но я не обязан лаять в ответ, как и вообще реагировать на неё. Узел обстоятельств может вынудить меня к этому и даже задать форму реакции, но независимо от этого вынужденного акта я не должен и не могу себе позволить стать рабом трусости или злобы, я обязан быть внутренне спокойным, невозмутимым, непричастным. Это очень важное положение, внешне впадающее в противоречие со сказанным выше о всепричастности посвящённого в Учение, однако и это противоречие лишь иллюзия. Не надо забывать, что в каждом из нас заключено три элемента, образно говоря, в каждом из нас обитает зверь, человеки бог, и только последний — наше истинное “Я”, которое всегда должно оставаться не актёром, а зрителем, не марионеткой, а кукольником, надо быть собой. Я могу выпускать на волю зверя, могу поручать то или иное дело человеку, но не могу позволить, чтобы тот или другой выходили из повиновения или командовали мной, и, в принципе, они и не способны на это. Но беда в том, что внешний мир, мир форм, “Я” воспринимаю не напрямую, а через “Я — личность”, и, если его оценки не верны, окрашены эмоциями “Я — физического”, образ окружающего возникает передо мной замутнённым и искажённым. В этом случае “Я”, ослеплённый, теряю способность выступать как аргумент эволюции. как внутреннее обстоятельство, и не могу настроить своё триединство синхронно назначенному ему ПУТИ. В результате ПУТЬ скрывается за туманом иллюзий, и человек, поражённый этим недугом, блуждает в потёмках, пытаясь ухватить призрак или гоняясь за миражами. Раб иллюзий неизбежно становится и рабом внешних обстоятельств.
Из этого следует положение о непривязанности, которое может быть сформулировано следующим образом: что бы ты ни делал, делай это наилучшим образом, но ради самого труда, а не из страха, тщеславия, надежды на награду, плату — т. е. не ради каких бы то ни было плодов своего труда.Именно этот принцип Учения лёг в основу упоминавшейся Карма-йоги.
То, что ты делаешь, ты должен делать, и, поскольку ты должен, делай это, не рассуждая, хорошо это или плохо, выгодно или опасно. Потом ты можешь позволить своему рассудку заняться оценкой и рационализацией своих действий, но это потом. Когда надо действовать, самый неприятный и опасный спутник тот, кто хватает тебя за руку и говорит: “Нет, погоди, сперва подумаем, не выйдет ли чего...” Это, однако, не означает, что надо всегда повиноваться первому же импульсу. Так следует поступать лишь когда ясно видишь ПУТЬ, когда эти импульсы-приказы отдаёт истинное “Я”, видящее мир не в кривом зеркале иллюзии, а таким, каков он на самом деле. Иначе говоря, действовать не рассуждая, вовсе не значит метаться и дёргаться, хватаясь за все сразу, это означает разумное действие, действие в состоянии Му-шин.
Тем, кто не достиг ещё равновесия в триединстве, и, особенно, начинающим, следует рекомендовать “воздержание от действий”, т. е. им не следует ничего предпринимать до тех пор, пока они не ощутят настоятельной необходимости именно в этом действии, и какое-то время даже пытаться сопротивляться этой необходимости. Это одно из наиболее действенных упражнений для подчинения себе “Я — физического” и “Я — личности”, обуздания их.
Из непривязанности вытекает и весьма важное положение о цели и средстве. По мысли Учения любая вещь, предмет, действие могут играть роль и цели и средства. Путник всегда должен определять, какую функцию несёт данный предмет или вещь, и относиться к этому соответственно.
Так, некто покупает пианино не умея играть, из престижных соображений. (То, что он “хочет” учить своих детей музыке и т. п., как правило, рационализация, т. е. обман себя и окружающих.). В этом случае он преследует цель иметь пианино (“как в каждом порядочном доме”), и пианино становится само в себе целью. Но, положим, этот некто — музыкант, композитор, тут пианино есть средство и может быть приравнено к предметам первой необходимости.