Темносиние тени кругом
Полегли неподвижной зубчатой каймой.
У опушки, скрываясь густым лозняком,
Волчий след потянул… Вот другой.
И в лощину два следа спускаются
И сплетаются
И бегут, хоронясь от стрельчатых лучей.
Отгорая, тускнеет восход.
Слышен по лесу звучный топор:
Рубят старую сосну, и глухо поет
Похоронную песню встревоженный бор.
Вьются вихри, как духи бесплотные,
Перелетные
На заре ослепительно-яркого дня.
II. «Оттепель. С длинных сосулек сбегая…»
Оттепель. С длинных сосулек сбегая,
Капля за каплей бежит, напевая.
Серо и сыро. В косматом лесу
Гулко рокочут высокие кроны.
Смутно пророчат, – и нежные звоны
В сердце больном я покорно несу.
Эти печальные, сладкие звоны…
Жалобный крик пролетевшей вороны
И безнадежная зелень хвои!
Оцепенение и содрогание,
Жизни прощение, смерти лобзание –
Лед, – это слезы твои!
LVI. ВИНОГРАД
Я насаждал виноградные тонкие лозы.
Я поливал их, роняя любовные слезы.
Зыбкие листья тихонько руками колебля,
Я выпрямлял, воздвигал побледневшие стебли.
С жаром и холодом бился, – прожорливой птице
Ставил силки, и капканы лукавой лисице…
Диво ли в том, что теперь, упоенный струею,
Сплю и царицу мою обнимаю мечтою?
Диво ли в том, что мой хмель так разымчив и светел,
Что виноград за любовь мне любовью ответил?
LVII. «Образы любимые, что сердце перетрогало…»
Образы любимые, что сердце перетрогало,
Измололись жерновом, потеряли связь.
Я с руки взволнованной отпускаю сокола,
Я застыл, Восходу алому дивясь…
Вот он стаю гонит, высоко заброшенный.
Знал я этих томных, лживых лебедей!
Старая лебедка падает, подкошена,
Мертвая покоится на груди моей.
Выше взмыл стремительный, тучами овеянный.
С птицей-Рок схватился. Птица-Рок страшит…
Побеждай, о сокол, сердцем возлелеянный,
Кровью лучшей вспоенный – кровных обид!
И глаза смежаются, солнцем ослепленные…
Там под жгучим оком вершится бой!
И завяло сердце, мукой пораженное,
И маню заступника – мертвой рукой.
УЕДИНЕННЫЙ ДОЛ. ВТОРАЯ КНИГА СТИХОВ. (М.: Мусагет, 1914)
ДАЛЕКИЙ БРЕГ
Далекий, вожделенный брег!
Пушкин
I. МЕДАЛЬОНЫ. Цикл сонетов
1. Святой Франциск
Когда я пал так безнадежно низко,
Что взор Христа страшуся повстречать, –
Хочу рукой слабеющей достать
До ризы бедной нежного Франциска.
Так тленный глаз от солнечного диска
К его лучам спешит перебежать;
Когда – в разлуке – милой не обнять,
Так сладостна – любовная записка.
Друг нищих душ, о младший брат Христов,
Ты не забыл ни пташек, ни волков,
Скитаясь меж бездомных лаззарони;
И даже злую плоть, что распинал,
В предсмертный час улыбкой ты ласкал,
Соединив пронзенные ладони.
2. Мильтон
Как сладко грезить мне, что, вспенив море,
Я посещу туманный Альбион,
Где состязались мудро виг и тори,
И даже бури ведали закон!
Мечтать в ночи о важном разговоре
Вестминстерских часов, – услыша звон, –
И о гробнице в лавровом уборе,
Где имя гордое прочту: Мильтон.
А ниже: Бард, или еще: Свобода.
И ясен мир заморского народа,
И как приближен дальний этот край!
Бестрепетный, железный пуританин,
Я верую в твой возвращенный рай ,
Где даже дух твой – вечный Англичанин.
3. Паскаль
На лоб твой геометра полагая
Венок из терний, – вещую печаль,
Смиряясь, умирил ты, Блэз Паскаль!
Пусть бездны зев грозит тебе, зияя, –
Пронзенная Десница всеблагая
Коснулась глаз твоих, и дальний Граль
Провидел ты и лобызал скрижаль,
Еще горящую огнем Синая.
А в час отдохновений и побед
Вручал тебе свой циркуль Архимед,
И дух живил предвечный Архитектор;
Склонясь к листу, ты числил и чертил,
Но под пером твоим малейший сектор
О таинстве распятий говорил.
4. Сведенборг
Едва теснины дольние расторг
Твой жгучий глаз и в далях безымянных
Витал, – скажи, избранный от избранных,
Кто о тебе подъял последний торг?
Кто, охмелевший бездной Сведенборг,
Встречал тебя на скалах первозданных, –
Денница ли с изгибом уст желанных,
Сулящий в дар свой ледяной восторг?
Как отвечал ты Князю искушений,
Воздвигнутый горе, к иным кругам
В обители лазоревых видений?
Но голос твой, завещанный векам,
Звучит темно и глухо о святыне,
Как колокол, затопленный в пучине.
5. Калиостро
Спеша из края в край в раскрашенной карете,
Как кожу гибкий змей, меняя имена
И жесты важные, – Маэстро и жена,
Лоренца лживая, несутся к дальней мете.
Великий Кофта ли в пурпуровом берете,
Граф Феникс в бархате, – быть может, Сатана? –
Он сыплет золотом и зельями, – она
Глазами жгучими влечет в иные сети.