– Дикая же спешка! Разве могли повредить мои объяснения, не понимаю, почему не дал досказать, он же заинтересовался…
– Скорей, скорей! – Рой уже не шел, а бежал к авиетке, оставленной у входа. – Я получил мыслеграмму от Армана, что уловлены мозговые излучения такой же характеристики, что у Генриха во время болезни.
– Человек? Машина?
– Человек. И находится в Столице.
4
Когда Арман волновался, его смуглое лицо не краснело, а темнело. Сейчас оно казалось угольно-черным. Он что-то раздраженно выкрикнул, увидев Роя с Андреем. Рой догадался, что Арман ругается: Арман гордился, что знает старинные клятвы, заклятья и проклятья, заговоры и наговоры; он часто, когда опыты не шли, отводил душу в странных восклицаниях. Рой считал, что так облегчать себя все же лучше, чем швырять приборы, как иногда делал вспыльчивый Генрих.
– Я же просил, просил поскорей! Неужели потом нельзя было наговориться?
– Я не хотел при Генрихе вынимать передатчик из кармана и не все отчетливо слышал. Значит, нашли?
– Не нашли, а потеряли! Засекли, стали пеленговать – вдруг замолк!
Прерывая себя раздраженными восклицаниями, Арман рассказал, что институтская МУМ – малая универсальная машина – приняла излучение той же сумбурной характеристики, что и больные видения Генриха. Электронный медик санатория информировал, что Генрих мирно беседует с другом и братом в парке и что его мозг излучает на спокойных частотах. И в этот момент излучения оборвались, генерирующий их мозг выключился так внезапно, словно погасили лампочку.
Ничего существенного в уловленных излучениях не было, обычная мозговая работа – возможно, человек читал книгу, или любовался телезрелищем, или с кем-то разговаривал. Но что характеристика совпадает с мозговыми записями Генриха, Рой увидел, едва взглянул на перепутанные кривые. Он часто с волнением, с тревогой, с восхищением вглядывался в точно такие же кривые – странные линии, сумятица, судорожные выплески пиков, стремительность падений: одни были вызваны тяжкой болезнью, другие свидетельствовали о пронзительных озарениях…
– Если торопишься к себе, я не держу, – сказал Рой Андрею, с любопытством рассматривавшему изображения. – Завтра продолжим беседу.
Рой постарался, чтобы предложение оставить их прозвучало достаточно убедительно. С Андреем можно было беседовать о его открытиях, но не налаживать погоню за каким-то незнакомцем, мыслительная работа которого так странно повторила болезненные видения Генриха. В сыщики Андрей не годился. Но он был иного мнения о себе. Бледноватое лицо Андрея побагровело.
– Ну нет, на самом интересном месте, вот еще что придумал – завтра! Будь покоен, не помешаю, еще похвалишь!
Рой махнул рукой:
– Тогда сиди и молчи! Будем педантично рассматривать каждый вариант, Арман. Первая возможность, по-моему…
– Да. Излучающий мозг удалился из зоны, где могут засечь его работу.
– Конкретней – источник излучений улетел из Столицы.
– Отпадает. По мере удаления излучение ослабевало бы постепенно, а кривые обрываются круто.
– Вторая: человек заснул.
– Те же возражения. Когда человек засыпает, мозг еще некоторое время работает, ты это знаешь не хуже меня.
– Смерть?
– Маловероятно. Был бы взрыв, перестройка всей картины.
– Сумбура хватает.
– Нормального сумбура, я бы так сказал. Необычная картина, которая непрерывно продолжается. Смерть – все-таки обрыв непрерывности, а не ее продолжение.
– Больше я не могу ничего придумать, – сказал Рой.
– Я придумал! – воскликнул Андрей. – Есть еще возможность, теперь слушай меня, я самым простым и коротким…
– Да, пожалуйста, коротким.
– Переключился на иную мозговую генерацию, вот и все! Подробней хочешь?
Рой согласился выслушать подробней. Андрей настаивал, что от человека, умеющего переадресовать свою умственную деятельность другому, да еще внедрить в чужой мозг способность на величайшие открытия, можно ожидать и умения менять свои мозговые излучения. Правда, с такими явлениями пока не сталкивались; считается, что каждый мыслит в характеристике, созданной генами, теперь удастся углубить наши знания, только и всего.
– Хорошенькое «только и всего»! – с досадой сказал Рой. – Был дураком, стал гением, снова обратился в дурака – вот чему равноценно твое «только и всего»!
– А что? Каждое невероятное явление требует своего объяснения.
– Но вероятного, Андрей! Объяснить – значит свести странное явление к нормальным причинам. Если принять на минуту твою версию, то это значит: кто-то в Столице прогенерировал в мозговой характеристике Генриха и, сменив свой мозг, – иначе я это и назвать не могу, – выпал из нашего наблюдения.