Выбрать главу

В начале 1765 г. пришлось отозвать Никифорова из Крыма. Повинен в этом прежде всего был он сам. Осенью того года крепостной человек Никифорова, пятнадцатилетний Михайло Авдеев, укрылся в соседней с консульством мечети, объявив, что желает обратиться в мусульманскую веру. По приказу Никифорова Авдеева силой вернули в консульство и посадили под замок. Но татары настойчиво требовали освобождения новообращенного мусульманина. Никифоров был так неловок, что, сообщая об этом в Петербург, прицел слова муфтия, сказавшего: «Хотя бы и ваша кралица сюда пришла, то мы бы и ее обасурманили». Поступок этот был сочтен Иностранной коллегией горячим и непростительным. Никифорову и темнили, что ренегаты почитаются погибшими и о возвращении их стараться не принято. Грубое же выражение муфтия на счет императрицы было приписано персональной неосторожности консула.

Гнить бы после такого дела Никифорову в заштатном гарнизоне до скончания века, да счастливой, видно, оказалась звезда, под которой он родился. В бытность свою в Бахчисарае он завел близкие отношения с неким Якуб-агой, состоявшим при хане Керим-Гирее переводчиком. По должности своей Якуб-ага был хорошо знаком с крымскими делами, и услуги его, несомненно, представляли больший интерес. Никифорову разрешили платить ему довольно значительное по тем временам жалованье — 900 рублей в год.

Однако осенью 1764 г. своенравный Керим-Гирей был смещен с ханского престола, а сменивший его Селим-Гирей отослал Якуба подальше от Бахчисарая, определив ему должность воеводы в Дубосаpax.

Иметь на таком посту верного человека — значит быть в курсе всех сокровенных планов крымцев и турок. И вот Никифоров, лично знакомый с Якубом, получает назначение в секретную экспедицию Петра Петровича Веселицкого, ведавшую сношениями с русскими конфидентами в Турции и Крыму.

Во второй половине XVIII в. киевский губернатор считался как бы «пограничным командиром» В его обязанности входило сноситься с соседями: ханом Крымским, султанами татарских орд и с пашами Бендерским и Очаковским. Эти связи осуществлялись как через нарочного офицера, так и через секретных агентов, которых напивали «конфидентами» или «приятелями». Обычно ими являлись русские люди, проживавшие в Крыму и различных турецких областях, преимущественно купцы или торговые люди. Немало было среди конфидентов и греков, видевших в России защитницу православия, — священников, писарей и толмачей. Ценная информация о поенных приготовлениях турок и татар шла из Бендер от писаря Насилия Молчана, из Очакова — от Юрия Григорова («породы греческой, родом из Бахчисарая»), также служившего писарем у местного паши. В январе 1753 г. Григоров сам обратился к некоему вахмистру Тарасову, предложив свои услуги в качестве секретного корреспондента.

Долгое время связи с конфидентами производились от случая к случаю, бессистемно. Это, конечно, отрицательно сказывалось на качестве поступавшей информации, и 21 октября 1763 г. в Киев был командирован канцелярии советник Петр Петрович Веселицкий. Он был человеком опытным. В Семилетнюю войну Веселицкий состоял при главной штаб-квартире русской армии, занимаясь вылавливанием бесчисленных шпионов, которыми Фридрих наводнил тылы русской армии. Указом Коллегии иностранных дел от 11 ноября 1763 г. было велено учредить при Киевской военной канцелярии особую секретную экспедицию, в штат которой включили Никифорова, а начальником назначили Веселицкого.

По всей видимости, Веселицкий был прирожденным разведчиком. Он заботился о правилах конспирации, шифрах, безопасности конфидентов, число которых при нем удвоилось. Исключительно своевременную и достоверную информацию поставлял богатый купец грек Иоанн Николаев Кофсджи, услугами которого Веселицкий пользовался еще во время Прусского похода. Петр Петрович строго сохранял инкогнито «могилевского приятеля», как в своих реляциях он называл Кофеджи. О том, кто скрывается под именем «могилевского приятеля», знали лишь Панин и киевский генерал-губернатор Глебов. Очевидно, это и позволило Кофеджи долгие годы плодотворно сотрудничать с русской разведкой.

На Якуб-агу Веселицкий поначалу возлагал особые надежды. Отправленному на связь с Якубом капитану Бастевику было приказано выплатить ему жалованье за год вперед. Никифоров, понимавший, что держится в Киеве только своим личным знакомством с Якубом, превозносил его до небес. Однако у Веселицкого вскоре появились сомнения в искренности «приятельства» Якуба. Информация от него поступала скудная и доверия не вызывающая, между тем как алчность Якуба росла не по дням, а по часам. Он постоянно требовал у Бастевика подарков. А в августе 1768 г. просто-напросто ограбил русского купца Федора Бондарева, насильно отняв у него товаров на 1869 рублей в счет невыплаченного Веселицким пенсиона.

При этом Якуб имел наглость выдать ограбленному коммерсанту вексель и письмо на имя Никифорова с просьбой уплатить по этому векселю взамен выдачи пенсии.

Коварное поведение Якуба укрепило давно зародившееся у Веселицкого подозрение, что тот является двойным агентом. Еще летом 1767 г. грек Судакли сообщал, что «в бытность его в Бахчисарае приметил он, что французский консул старается переводчика Якуба на службу приобресть и что служитель Якуб ему заподлинно сказывал, что кроме других подарков, кои французский консул его господину часто присылает, недавно 200 червонных ему подарил».

О подозрительных сношениях Якуба с бароном Тоттом и польскими конфедератами сообщал и служивший у него писарем Яков Попович. Именно с его помощью Веселицкому удалось перехватить копии депеш Тотта герцогу Шаузелю, из которых ясно следовало, что подкупленный Тоттом Якуб страшно преувеличил результаты инцидента у Балты и Дубоссар. Два десятка убитых и раненых в этом пограничном столкновении были превращены им в «без малого две тысячи погибших».

И совсем уже явно предательство Якуба раскрылось осенью 1768 г., когда посланный в Крым капитан Бастевик был арестован в Каушанах. Вернувшись в Киев из плена 13 февраля 1769 г., он счел своим первым долгом дать пощечину Никифорову, но, на счастье, в это время в канцелярии его не оказалось, а потом Бастевик поостыл.

Никифоров же числился в штате канцелярии киевского генерал-губернатора еще несколько лет.

* * *

Весть об объявлении Турцией войны России достигла Бахчисарая одновременно с известием о низложении Максуд-Гирея. С тем же курьером прибыл приказ нового хана, Керим-Гирея, о назначении общего сбора в Бессарабии у города Каушаны. Поход в русскую провинцию Новая Сербия Керим-Гирей решил возглавить сам.

Тотт встретил хана в двух лье от Каушан. Керим-Гирей оказался плотным, внушительного роста человеком лет шестидесяти. Его лисью шапку украшали два пера, усыпанные бриллиантами. За спиной у него висели лук и колчан со стрелами. Повелительный взгляд хана смягчился, когда Тотт, почтительно спешившись, заговорил с ним по-татарски. Барон скорее почувствовал, чем понял, что тон, который он интуитивно принял в разговоре с ханом, одобрен.

В многочисленной свите, сопровождавшей хана, находились его семеро сыновей. Среди них выделялся младший, достигший необыкновенного совершенства в стрельбе одновременно из двух луков. Раскосые, желтоватые, как у молодого волчонка, глаза юноши были холодны. Тотту рассказывали, что мальчику было всего девять лет, когда отец, желая испытать его самолюбие, назвал сына трусом.

— Я не боюсь никого, даже вас, — воскликнул мальчик, побледнев. Мгновенно зазвенела тетива, и стрела, просвистев над годовой отца, вонзилась в дерево.

— В тебе течет кровь Гиреев, — сказал Керим-Гирей и с тех пор стал выделять его среди остальных сыновей.

Пышная процессия направилась прямо во дворец. До вечера Керим-Гирей принимал представителей татарских орд, явившихся поздравить его с восшествием на ханский стол.

Ужин обернулся для Тотта маленьким триумфом. Предварительно осведомившись о вкусах хана, он приказал своему повару, которого привез с собой из Парижа, вымочить в белом вине лучшую днестровскую рыбу, приготовить ее по старинному рецепту и подать под изысканным соусом. Повара хана, предупрежденные, что у них будет соперник, также пытались отличиться. Однако превосходство французской кухни было очевидно. Тотт получил привилегию поставлять хану ежедневно двенадцать блюд на завтрак, обед и ужин.