В России Степан, по всей вероятности, слышал рассказы о свержении Петра III и его таинственной смерти, о самозванцах, принимавших имена русских царей, Богомолове и Кремневе и вернулся в Турцию с планом воспользоваться недовольством славян, долго томившихся под игом турок, и объявить себя русским императором, чудесно спасшимся от смерти.
Почва для появления самозванца в Черногории была благодатной. С одной стороны, славянские народы давно лелеяли идею воссоздания великого православного государства. С другой — со времен великих потрясений, вызванных реформами Петра I, идеи самозванца укоренились не только в сознании русских крестьян, но и жителей Балкан. Там широко была распространена легенда о том, что Петр Великий не умер, а скитался с мыслью об освобождении православных народов от турецкого ига.
Загадочная смерть Петра III (как было объявлено, «от геморроидальных колик») не могла не вызвать новые толки и пересуды не только в России, но и далеко за ее пределами. Вольно или невольно этому способствовали и высшие петербургские сферы. Прусский посланник Гольц доносил 23 июля 1762 г.: «Внезапная смерть покойного государя произвела сильное впечатление на народ. Удивительно, что очень многие лица теперешнего двора, вместо того чтобы устранить всякое подозрение… напротив того, забавляются тем, что делают двусмысленные намеки на род смерти государя».
Впрочем, идея объявить себя чудесно спасшимся императором Петром III созрела у Степана Малого не сразу. На первых порах он питал надежду помочь Черногории с помощью Венеции. Летом 1767 г. он обратился к венецианскому дожу с просьбой помирить черногорские общины, прекратить кровавые распри соседних сел, освободить арестованных, водворить спокойствие среди враждовавших родов.
«Я видел кое-какие политические книги, — писал он дожу, — и знаю, что не следует вмешиваться в дела чужого государства, но мое высокое мнение о яснейшей республике и желание блага христианству побуждают меня просить о водворении мира и спокойствия между здешним народом. Есть змий, разверзший пасть, чтобы проглотить христианство. Но, с Божьей помощью, он будет попран и убит…»
Венецианские шпионы, посланные к Малому, находили, что «говорит он просторечиво, бойко и выразительно, любит прибегать к поговоркам, пословицам, всякого рода образным выражениям и изречениям из Писания, что изобличает в нем духовное лицо. Он полон ума и твердого характера и необыкновенно учтив. Хорошо говорит по-сербски, но с боснийским выговором». Кроме сербского Степан объяснялся по-немецки, по-турецки, но, по-видимому, совсем не знал или плохо владел теми языками, которые, по мнению венецианцев, должен был знать русский император: французским, русским, греческим и итальянским.
«Кто бы он ни был, его физиономия очень схожа с портретом русского императора Петра III, — писал в своем донесении дожу посланный из Венеции полковник Марко Бубич. — Лицо продолговатое, маленький рот, толстый немецкий подбородок, блестящие глаза с изогнутыми дугой черными бровями. На левой щеке — два рубца, как на портрете. Внешность его несет на себе черты страдания и недавней болезни. Цвет лица приближается к оливковому».
Похожие на пророческий бред рассказы Степана волновали черногорцев, питая их давнишнюю надежду освободиться от турецких и венецианских притязаний.
Осенью 1767 г. он выпустил свою первую прокламацию, в которой говорилось, что «два яблока еще не созрели, но вскоре созреют… Когда же настанет время и созреют плоды, народ найдет в них неисчерпаемые сокровища — драгоценные камни, рубины, смарагды, сапфиры, алмазы, золото и серебро — и каждый, кто верует в нас, будет иметь все, что ни пожелает. Мир и благоденствие тем, кто покорится нам. Горе неверующим и непокорным: они погибнут от меча и будут брошены в море, которое ждет только нашего голоса, чтобы встать и поглотить все живущее».
3 октября на большой скупщине в Цегличах впервые раздался крик:
— Да здравствует царь Петр!
С того времени Степан становится фактическим господарем Черногории. Позиции его настолько укрепились, что на большую скупщину в Цетиньи, где собралось более семи тысяч представителей от Черногории и веницианской Албании, он не счел нужным явиться лично, а послал Вуко Марковича, своего личного секретаря, и Марко Тановича, адъютанта и будущего «канцлера» великой российско-славянской державы.
Степан встретил некоторое противодействие лишь со стороны престарелого черногорского владыки Саввы Петровича, человека неумного и корыстолюбивого, подкупленного Венецией и боявшегося Австрии. Однако в конце января 1768 г. у владыки появляется сильный соперник. В Черногорию возвратился Василий Берчич, бывший печский патриарх, враг Высокой Порты и Венеции, бежавший сначала с Кипра, куда был заточен по приказанию султана, а затем из Печа, где снова временно получил патриаршество. Степан оказал патриарху Василию большое уважение и поселил его в монастыре Берчели.
К этому времени слухи об объявившемся в Черногории самозванце докатились и до России. Екатерина встревожилась. За пять с небольшим лет, прошедших после переворота 28 июня 1762 г., в различных уголках страны появилось по крайней мере шесть самозванцев, выдававших себя за чудесно спасшегося Петра III. За долгие 34 года ее царствования Екатерине предстояло столкнуться с двумя десятками самозванцев, в том числе с грозным Емельяном Пугачевым.
В начале 1768 г. известия о появлении в Черногории самозванца были получены и Обресковым. Он немедленно отписал владыке Савве, официально уведомив его, что «император всероссийский Петр III преставился 6 июля 1762 г. и погребен торжественно со всеми пристойностями в соборной церкви Александро-Невского монастыря». Алексей Михайлович не скрывал удивления, что владыка «впал в равное с невежливым народом заблуждение» и верит самозваному «плуту или вралю, наученному кем-нибудь из собственных злостных или корыстных видов». Обресков просил владыку приложить крайние старания для того, чтобы вразумить заблуждающийся народ, обличить плутовство и прогнать самозванца.
Савва немедленно разослал письмо Обрескова по всем нахиям. Узнав об этом, Степан пригласил из Майны представителей главных общин и объявил им, что владыка подкуплен Венецией за 5 тысяч червонцев, а письмо Обрескова подложное. Степан клялся головой, что он Петр III и отомстит владыке.
9 февраля в Станевичах, в монастыре, где жил Савва, собралась скупщина от всех черногорских и венецианских общин. Степан не уклонился от приглашения. Своей смелостью и находчивостью он произвел на скупщину большое впечатление. Черногорцы, забыв, кого они должны судить, бросились на дом владыки, ограбили его, взяли около 32 тысяч цехинов, увели сотни голов скота, а самого Савву посадили под арест в келью.
Эта победа дала Степану полную власть в Черногории. 29 июня 1768 г. он торжественно отпраздновал свое «тезоименитство», а на следующий день — именины Павла, своего сына. Когда началась литургия, в которой поминался наследник цесаревич Павел Петрович Степан вытирал глаза платком и отворачивал голову к стене. Все это производило сильное впечатление.
В Петербурге сочли, что настала пора предпринять срочные и решительные меры. Русский посол в Вене князь Д. М. Голицын по-приказание тайно отправить в Черногорию «надежное лицо» в присланной из Петербурга грамотой императрицы, в которой удостоверялась смерть Петра III. Екатерина требовала от черногорцев изгнания самозванца, дерзнувшего принять имя покойного государя. Голицыну было приказано действовать как можно осторожнее, скрытнее, чтобы захватить самозванца врасплох и нечаянным появлением русского представителя с царской грамотой сильнее подействовать на умы черногорцев. Но тайны сохранить не удалось. Прежде чем советник посольства Юрий Мерк выехал из Вены, в Константинополе уже знали о его предполагавшейся поездке в Черногорию. Французский посол, сообщивший об этом Порте, воспользовался случаем, чтобы бросить тень подозрения на Россию и выставить ее виновницей происшедшей в Черногории смуты. Обресков, не знавший еще о поручении, данном Голицыну, оказался в неловком положении, будучи принужден выслушивать саркастические замечания реис-эфенди.