– Мы будем вместе пить чай и ждать, пока наши друзья придут в чувство.
– Им, наверное, тоже надо оставить кусочек, – предложил Слона, сочувственно глядя, как Малыш старается незаметно, не меняя позы, заставить свой стол на колесиках стронуться с места и подъехать к большой компании, чаю и сладостям.
– Сначала ему придется принять прописанное лекарство, – сказал Сэм.
Доктор показал на небольшую тумбочку неподалеку, на которой лежал крепко скрученный кожаный ремень. Пациент покосился, скривил недовольную лечением рожу и с еще более несчастным видом разлегся на столе.
Доктор раздал всем большие удобные чашки и разлил чай. Эйюшка опустил в чашку кончик языка и удивился, настолько приятным был этот напиток.
– Спасибо, такой вкусный кисло-сладкий чай. И горчит немного.
– Ничего не кислый, – фыркнул Бегемота. – Стал бы я пить кислятину. Это малиновый чай, лучшее лакомство на свете.
– А мне кажется, что он банановый. Я вообще люблю бананы, – произнес Слона.
Доктор Сэм подскочил и завопил во все горло:
– Ура! Ура! Получилось!
– Что получилось?
– Что? Вот дурни! Чай! Мой Самый Любимый чай – так я его назову.
– Это неправильное название. У каждого свой любимый чай, – возразил рассудительный Слона.
– Конечно, но вы ведь пьете свой любимый чай?
– Ну-у да, – непонимающе подтвердили все.
– А ведь я всем наливал из одного чайника!
– Не может быть!
– Точно, – кивнул Сэм и довольный зашагал по комнате.
Все радостно загудели, заговорили, затопали и даже не заметили, как Малыш стянул чашку доктора вместе со здоровенным куском торта. Незаметно, по стеночке, мальчик стал продвигаться к двери. Сэм заметил его спину в последний момент:
– Эй, стой, дружок!
Малыш на мгновение замер. Сэм сейчас же ухватился за ремень, обернулся, но пациента и след простыл. Удрал и утащил с собой торт.
– Ох, пропишу я тебе лекарство, – погрозился доктор, но как только посмотрел на чайник с чаем, то тут же заулыбался: – Все-таки здорово получилось, правда? Я хотел этот чай на день рождения Малыша подарить, но все равно теперь никакого сюрприза не выйдет. Так что дарю всем!
И компания радостно продолжила чаевничать. Только Эйюшка сидел задумчивый, забыв о торте.
– Эй! Тебя ведь зовут Эйюшка? Ты здоров? Может, тебе чай не нравится?
– Я всё думаю про Малыша. Ему же вроде было плохо?
– Да они с Варёном опять яблок объелись, – пояснил Слона. – Так можно и лопнуть, хорошо, что Сэм их промывает.
– Это как промывает?
– Медицински. Ты лучше у Карла спроси – он знает.
Эйюшка поискал глазами Варёна. Тот за Малышом не ушел, а выглядывал из-за огромной ноги Бегемоты и был очень смущен:
– А я чё? Ничего. Я просто так, за компанию. А мне чай с тортом дадите?
– Вообще-то, – весьма наставительно произнес Бегемота, – пора кончать с этим безобразным обжорством. Нужен воспитательный момент.
– Точ-шно, – прошипел Питона.
А Слона предложил:
– Надо про них в газете прописать. Аналитическую статью.
– Не аналитическую, а критическую, – поправил доктор. – Анализировать тут нечего, всё и так ясно.
– Это надо Сову просить, у неё целые критические полосы получаются. Питона говорит, что газета сразу острой и зубодневной становится.
– Не зубодневной, а злободневной, то есть на злобу дня.
– Ничего злобного в ней нет, – тут же заявил Бегемота, – газета очень благопристойная. Особенно мне нравится рубрика: «Виды на урожайность в период сельскохозяйственной страды». В последний раз был очень обнадёживающий вид. И кстати, она вовсе не острая, я пожевал, – на вкус обычная мягкая бумага.
– Если она мягкая, то на Малыша не подействует, – покачал головой Слона. – Если человек столько предметов в школе завалил, то на него трудно подействовать, как вы думаете Сэм?
Доктор удивленно посмотрел на Слону:
– Да, мягкая газета вряд ли подействует. Тьфу ты, вы меня совсем запутали, подождите. Газета хоть и мягкая, но статья в ней будет острая, зубодневная, так что должна подействовать.
– Это хорошо, – обрадовался Слона и разом зашвыркнул весь свой чай.
– Кстати, а где Варён?
Его нигде не было, а чашка стояла полная, и торт тоже остался.
– Странно, почему он не доел? – удивился Бегемота.
– Наверно к Малышу полетел.
Сэм расхохотался так, что даже подавился и закашлялся:
– Теперь неизвестно, – выдавил он, – кто про кого критическую статью напишет.