Николай отступил к Меншикову который стоял за спиной государя, и тихо спросил у него:
– А какие правила у этой самой «сцеплялки-свалки»?
– Тю! – удивлённо произнёс камердинер царя. – Так ты, видать, совсем в своих Европах одичал. Простых вещей уже совсем не помнишь? Так там те же правила, что и «сам на сам». Только тебе придётся по очереди на кулачках биться со всеми вызвавшимися кулачниками, до своей полной победы или до полного изнеможения и поражения. И тогда тебя обязательно побьют, ну а ежели всё же устоишь супротив их усех – тогда твоё счастье! И будет тебе слава на целый год, а главное – это деньги, что в складчину собрали, все твои будут, а нет – тогда не обессудь, сам вызвался биться! Хотя разве это деньги, что в бойцовскую казну царь сейчас собрал? – фыркнул Меншиков. – Я бы за такие деньги биться никак не стал бы, а тем более, я смотрю, уже целая дюжина здоровяков, желающих супротив тебя выйти, уже поднабралась! Так что могу только тебе посочувствовать! Ох и намнут же они твои бока, князь! Чую, совсем не до веселья и праздника тебе сегодня у Лефорта будет. Ну да ладно, иди уж, заждались тебя, родимые! Во как они глазищами тебя ощупывают! Прямо жуть какая-то!
Меншиков залился смехом, а Марфа, стоявшая в толпе неподалёку от мужа, услышала объяснение камердинера царя и тихо охнула, но тут же закрыла рот ладошкой и умоляюще посмотрела на Николая. Тот молча подошёл к ней, подмигнул, потрепал за плечо, отдал кошель и шпагу да вернулся в круг.
Разыграли очередность. Для смягчения удара все бойцы надели толстые рукавицы, и пошла-поехала свалка-махалка. Первого соперника Николай одолел довольно легко. Тот попытался свалить его размашистым, лихим ударом в ухо, но – бывший опер подставил скользящий блок и нанёс запястьем ладони удар в подбородок. Соперник как пуля отлетел назад и упал на спину, на лёд. С трудом встал на четвереньки, усиленно затряс головой. Его друзья-соперники тут же обрадовались уменьшению числа конкурентов.
– Всё, Мишка! Иди к жене домой, пусть она тебя пожалеет! – громко смеясь, кричали «доброхоты».
Поверженный боец начал было оправдываться, что, мол, случайно поскользнулся и не заметил удар, но его всё равно дружно уговорили идти домой. Каждый последующий боец мотал на ус ошибки предшественников и старался действовать более осторожно и на хитрости Николая не попадаться. Это им помогло держаться против него несколько дольше.
С одиннадцатым соперником пришлось изрядно повозиться. Прям какой-то медведь попался. Никакие удары Николая на него будто бы и вовсе не действовали. После каждого пропущенного удара тот только упрямо мотал головой и снова шёл вперёд. Здоровый мужик, на полголовы ниже Николая ростом, но чуть ли не в два раза шире его. О таких говорят: «Косая сажень в плечах». В то же время удары здоровяка были прям что выпущенные из пушки чугунные ядра. Мощные, аж всё тело после них сотрясалось. У Николая уже все руки были отбиты, и они нещадно болели, но поставленная на кон честь бойца была для него в тот момент превыше неприятности болевых ощущений. Он терпел боль, пытаясь уходить от ударов соперника и выматывая его постоянным движением и угрозами. Толпа недовольно улюлюкала, ибо со стороны это выглядело так, будто бы Николай уклоняется от схватки. Но царь не вмешивался в поединок, а лишь внимательно наблюдал за действиями своего нового знакомого. Наконец помаленьку боец-гора всё-таки стал сдавать. Сказалось то, на что и рассчитывал Николай. Физическая сила зачастую даётся природой за счёт некоторой потери общей выносливости организма, если её специально не подтягиваешь до нормы.
Здоровяк начал уставать, и это стало заметно даже зрителям. Они нетерпеливо покрикивали на своего любимца, требуя, чтобы тот собрался, немедленно пошёл в атаку и добил чужака. Но их кумир стал всё чаще промахиваться, а заодно и открываться, получать неприятные удары. В конце концов он пропустил коварный удар под сердце. Николай постарался бить дозированно, чтобы не погубить такого замечательного бойца. Силач удивился странному удару, усмехнулся, сказал: «Нишшо…» – и рухнул на лёд как подкошенный. Народ заревел на здоровяка. Люди возмущались и кричали, требуя от него, чтобы тот встал и продолжил бой. Они не понимали, что на самом деле произошло. Всем им хотелось немедленно наказать чужака за то, что тот «нечестно» тянул время, но гора мышц лежала на льду реки без движения. Помаленьку галдёж затих, и народ уже стал беспокоиться о том, жив ли их лучший московский кулачный боец? Пётр Алексеевич с удивлением, подозрительно покосился на Николая и, расталкивая скопившуюся вокруг тела здоровяка публику, подошёл к нему; присел на корточки и, будто бы настоящий лекарь, стал прощупывать на руке пульс своего пациента. Через некоторое время удовлетворённо кивнул головой и облегчённо произнёс: