— На чаишко бы с вашей милости. Погоды-то эвон какие: ветрище просто с ног сдувает!
— Получи двухгривенный, страдалец! — слуга сунул Осипу монету и недвусмысленно распахнул входную дверь: выметайся, мол!
А Осип, которому неохота было снова выходить на стылую улицу, медлил:
— Слышь, мил-человек, а барин-то твой кто будет? Из купцов али как?
— Из купцов, из купцов, — скривил губы «мил-человек». — Ты давай, шагай, не студи фатеру-то! Дай двери закрыть…
Поправив башлык, Осип, поджавшись, мелкими шашками побежал обратно в телеграфную контору, с горечью и грустью размышляя о том, что не привёл вот Господь его родиться в купеческой семье. Или, скажем, в семействе большого почтового начальника — нешто он бегал бы вот этак-то, ночами, разнося дурацкие телеграфные депеши?!
Между тем «дурацкая» депеша из Варшавы дала основание прислуге разбудить барина «из купцов»:
— Ваш-бродь, депеша из Варшавы! — бережно потряс барина за плечо прислужник. — И заканчивается словами: «Хвала господу нашему». Ваш-бродь…
— Да встаю уже, встаю, — застонал, заворочался барин — не из купцов, конечно, а из секретных чиновников одного из департаментов МИДа. — Точно там — «Хвала Господу нашему»? Или просто — «Хвала Господу?»
— Нашему, ваш-бродь!
— А-а, ну сейчас!
Очень сильно удивился бы курьер Кронштадтской телеграфной конторы Осип, если бы увидел дальнейшие действия получателя срочной телеграфной депеши. Прочитав и перечитав текст, «барин» накинул тяжёлый халат и проследовал в особую комнату особняка, где был установлен… новейший приёмо-передающий телеграфный аппарат. Включив и настроив его, «барин» отбил положенный на нынешнее число пароль, и, поминутно сверяясь с текстом телеграммы из Варшавы, отправил свою депешу единственному адресату на другом конце провода — светлейшему князю Горчакову.
Таким образом, по прошествии следующего часа, депеша со срочным сообщением из Неаполя была доставлена получателю.
Разбуженный под утро камердинером, принёсшим на подносике сложенный в четверть лист писчей бумаги, светлейший легко поднялся, надел заботливо протянутые очки, развернул бумагу. Камердинер поднёс поближе шандал со свечами: в своём доме новомодного электрического освещения канцлер пока не признавал.
Прочитав и перечитав депешу, Горчаков приказал подать одеваться. Камердинер тихонько вздохнул, понимая, что обращать внимание светлейшего на то, что нонесь только четверть пятого утра, бесполезно. Слава богу, что карету не приказывает заложить — стало быть, домашним телеграфом обойдётся…
В своём кабинете Горчаков, брызгая пером, написал половину странички убористого текста, позвонил в колокольчик:
— Значит, всё-таки Париж, — расстроено бормотал канцлер себе под нос. — И зачем он вам сдался, японские господа самураи? Что вы хотите показать нам, убогим?
В дверях возник помощник министра. Горчаков глазами указал ему на только что подписанную бумагу:
— Это отдайте в первое отделение нашего шифровального департамента, барону Таубе. Пусть самым срочным образом отправят в Париж, графу Орлову. А в Кронштадт для Неаполя по прямому проводу отправьте, голубчик, только имя.
— Будет исполнено, ваше сиятельство…
При канцелярии министра иностранных дел существовал шифровальный департамент, структурно поделённый на два отделения. В первом обрабатывались письма и директивы министерства, адресованные послам и консулам за границу. Второе отделение, руководимое тайным советником Долматовым, занималось более деликатными делами: здесь разбирались копии шифротелеграмм, которые удавалось добыть из дипломатической почты иностранцев. «Добыча» производилась двумя путями: перлюстрацией корреспонденции и методом прямого подкупа курьеров, перевозящих почту иностранных послов и консулов, аккредитованных в России.
Читая чужую переписку, и канцлер, и все чиновники МИДа от мала до велика, отдавали себе отчёт в том, что и российскую засекреченную почту заинтересованные в том иностранцы читают не менее старательно. Системы шифровки, коды и ключи к ним периодически менялись, но это вызывало лишь временные затруднения. Проходила неделя-другая, и добывались новые коды и ключи к ним. Причём добывать их в Европе труда не составляло: во второй половине XIX века в Берлине, Женеве, Брюсселе и Амстердаме сложился настоящий рынок шпионской атрибутики со своими расценками, со стабильными спросом и предложениями.