— Не каркай, друже, не кликай беду, она сама нас найдёт.
Дончак угрюмо улыбнулся.
— А-а, наверно, кто-то раньше накаркал. Какая ещё беда может быть горше? — Он приподнял свои связанные руки. — Нет ничего хуже татарской или турецкой неволи!
— Всякая неволя хороша, чтоб её век не видать! — сказал Звенигора и добавил: — Гляди, купец сюда направляется… Заметил, старый коршун, где добычей пахнет!
К ним приближался богато одетый толстый турок в тюрбане. За ним степенно выступали два дюжих телохранителя.
Хозяин донского казака и мурза Али стали издали кланяться богатому покупателю, наперебой зазывать к себе.
— Ага, прошу сюда! — выкрикивал Али. — У меня все невольники, как дубы! Каждый за двоих отработает! Отдам дёшево! Вот пощупайте мускулы этого запорожца — они как из железа! Не обходи мой товар, высокочтимый ага, такого больше ни у кого в Кафе не найдёшь!
— Посмотри, эфенди[23], на этого казака! — взывал сосед Али, указывая на полуголого дончака. — Это дикий степной тур! Сила его неизмерима! Умеет ухаживать за конями и домашней скотиной! На каторге будет грести за троих! Пожалеешь, если не купишь такого батыра!
Турок подошёл к пленникам Али, начал ощупывать груди и руки невольников, заглядывал в рот, будто коням. Телохранители отводили в сторону тех, кого облюбовал их хозяин. Яцько забрали тоже.
Перед Звенигорой турок остановился, вытер роскошным шёлковым платком жирный выбритый затылок. Ему было лет сорок, но чрезмерная полнота старила его. Он прищурил припухшие веки и положил тяжёлую руку на плечо казака.
Звенигора нетерпеливым движением сбросил её, как что-то мерзкое.
Турок вспыхнул от гнева. Вытаращив мутные глаза, готовые выскочить из орбит, он сжал кулак и что есть силы ударил невольника в лицо.
Ярость затуманила разум Звенигоры. Вне себя рванулся вперёд, даже верёвки затрещали. Покупатель отшатнулся, вскрикнул, но было поздно. Могучий удар головой в левую скулу свалил его на землю. Тюрбан купца слетел с головы и упал в пыль.
Все это произошло так неожиданно — даже для самого Звенигоры, — что на какой-то миг все остолбенели. Али побледнел и судорожно шарил у бока, ища рукоятку нагайки. Телохранители кинулись поднимать хозяина. Невольники притихли, с ужасом глядя на перекошенное от злобы лицо турка и на Звенигору, который, тяжело дыша, отошёл под стену.
Первым опомнился купец. Его увесистая нагайка обвилась вокруг головы Звенигоры. За ухом у казака лопнула от удара кожа, по шее потекла кровь.
Потом подскочили телохранители. Сбили Звенигору с ног. Он закрыл лицо руками, чтоб не выбили глаза. Кто-то сорвал с него жупан. Кожух, в котором было зашито письмо Серко, забрал Али ещё в караван-сарае. Удары сыпались беспрерывно… Плети рвали сорочку и тело. Звенигора подкатился под стену, чтобы хоть чуть уменьшить силу ударов. Но телохранители стали возле головы и ног, как молотильщики на току — напротив друг друга. Теперь стена не мешала им. От вида крови, выступившей на спине казака, они озверели и били смертным боем.
Звенигора извивался, как уж. Сцепив зубы, чтобы не кричать, только глухо стонал.
Али хватал купца за руки, кричал:
— Ага, кто мне заплатит за невольника? Они же забьют его насмерть!..
Дончак внезапно оттолкнул Али и упал на окровавленного Звенигору, закрывая его своим телом. Сермяга свалилась у него с плеч. Несколько ударов сразу провели багровые полосы на белой спине. Хозяин кинулся к нему, чтоб оттащить: может пропасть ни за что такой сильный раб! Но тут вмешался турок. Он уже надел тюрбан и мрачно наблюдал, как избивают невольника.
— Осман! Кемаль! Хватит! Вы забьёте его до смерти. Оставьте немного и для меня. Я куплю его… И этого тоже, — показал он на дончака. — Сколько они стоят?
Телохранители опустили плётки, отошли, переводя дыхание.
Али вмиг стал услужливым и хитро прищурил глаза. Кажется, аллах помутил разум купца, можно нагреть руки. И он заломил такую цену, что сосед только ахнул: ай-вай! Но тут же запросил за дончака столько же.
Турок не торговался, сразу отсчитал деньги за обоих невольников.
Дончак помог Звенигоре подняться.
— Спасибо, друже, — тихо промолвил запорожец. — Как тебя зовут?
— Роман… Роман Воинов. Туляк я, а стал донским казаком… Удрал от немца-барона на волю, а попал в турецкую неволю… Эхма!.. Дай я тебе кровь оботру — ишь как уходили, проклятые! Кожа клочьями висит…