– Если представить все именно так, то безусловно.
– Я не закончил. Допустим, эти парни не читали Клаузевица, или Макиавелли, или вообще никого. Допустим, они не подозревают, что неожиданность в военных действиях – одна из главных составляющих успеха. Но мыто с тобой знаем, что такой профессионал, как Берт Хайнеман, прочел Клаузевица столь же внимательно, как Маркса. Вот тебе еще один довод против.
– Послушай, Нед, если ты....
– Подожди, я еще не закончил. Неужели, услышав их вопли в мечети, мы будем попивать шампанское из туфелек наших дам? Как ты думаешь, что мы сделаем, услышав топот их кованых ботинок, несущихся к Уинфилду? Дорогой, мы же не приглашали их к себе в гости. Значит, мы их не пустим.
– Ты полагаешь, они знают, что Уинфилд хорошо охраняется. А если их разведка слаба и не добыла таких сведений?
– Конечно, можно считать, что эти ребятишки способны выкинуть какую-нибудь глупость, но только на старину Берта это не похоже.
– Кончил?
– Давай.
– Где сказано, что террористы действуют по Клаузевицу? С ними бывает трудно справиться именно потому, что они поступают вопреки здравому смыслу. У тебя есть возражения?
– Продолжай.
– Второе: всегда трудно сказать, что для них важнее – пропагандистский эффект или деньги. Если ты правоверный мусульманин, и намерен нанести удар во имя ислама, и привлечь к себе внимание, лучше сначала освятить джихад, получив благословение Аллаха, а уже потом проливать кровь.
Нед провел пальцем по губам, явно борясь с желанием возразить. Но когда Шамун закончил, он промолчал. Палец все еще водил по губам.
– В этом что-то есть, – сказал он потом задумчиво. – Мо...
– Что?
– А откуда эта информация?
Шамун неопределенно развел руками.
– А это имеет значение?
– Имеет ли это?.. Да ты что, шутишь?
– Помнишь, перед твоим уходом в полицию был ошибочный телефонный звонок?
– Ну.
– Парень позвонил снова. Говорил он на смеси английского и арабского. Легкий иранский акцент. Временами я его едва понимал. Вероятнее всего, он звонил откуда-то из-за границы. Обратился он ко мне по фамилии.
– Ого!
– Может, из-за того, что я был в Ливане? – Шамун тяжело вздохнул. – Он начал болтать что-то насчет джихада и обязанности мусульман бороться против сатаны, но это тебе не нужно. Потом рассказал мне о плане нападения с условием, что отведем ему место на первых страницах газет и в вечерних теленовостях.
Голос Шамуна с каждым словом слабел. Он сидел, уставившись на план Большой лондонской мечети, лежавший у него на столе. Нед поглядел на него внимательно, потом перевел взгляд на площадь.
– Ладно, Мо.
– Что «ладно»?
– Ты меня водишь за нос.
– Нед, это правда.
– Ты знаешь не хуже меня, что информация бесполезна, когда неизвестен ее источник. И не говори мне больше о телефонных звонках, хорошо? Может, позже я тебя и поблагодарю, но сейчас эта информация не нужна, если ты не скажешь, откуда она на самом деле. – Он почувствовал, как в нем закипает гнев.
– Разве недостаточно знать план нападения?
– Нет! – Как при мигрени, все вдруг подернулось дымкой.
Нед вскочил и взбешенный пошел к выходу, глядя в окно, но не видя площади.
– Черт подери, Мо! Нужна правда! – Он почувствовал изнеможение, словно его избили.
– Тебе говорит что-нибудь фамилия Бриктон?
– Мириам Шэннон? Она связана с Моссад и работает здесь, в Лондоне.
– Она резидент, – сказал Шамун.
– Правда? Полезно знать на будущее. Погоди, так ты хочешь сказать, что получил все это от Моссад?
Шамун медленно кивнул головой. Он хотел встать, но опасался, что оскорбленный Нед врежет ему.
– От Бриктон.
– И поскольку эта информация исходит от нее, ты считаешь ее надежной?
– Да.
У Неда был вид человека, готового на все. Такой вид, подумал Шамун, бывает у людей в порыве любви или гнева. Обычно они пытаются объяснить свое состояние.
Усилием воли Нед Френч заставил себя немного успокоиться. Бешенство стало проходить. Глаза слегка прикрылись. Но он продолжал сидеть, напряженно выпрямившись. Взгляд Неда блуждал по столу: от телефона к транзистору, потом к развернутой схеме мечети и к компьютеру. Он старательно избегал взгляда Шамуна.
– О'кей, – сказал он наконец очень тихо. – О'кей, может, она и надежна. Я отчасти могу согласиться с тобой. Моссад нам дезинформацию не подсовывает. По крайней мере, до сих пор этого не было.
– Я здесь посмотрел план мечети, Нед. Мне...
– Мо, есть только одно, что ты должен мне объяснить. О'кей?
Шамун кивнул.
– Почему Моссад передал эту информацию тебе? Скажи.
Прошло время, прежде чем Шамун выдавил из себя:
– Это необходимо?
– Да, Мо. Ты же понимаешь, что от этого зависит вся твоя судьба. Не будет лишним сказать, что от этого ответа зависит и твоя карьера, и, возможно, твоя свобода.
– Нед!
– Конечно, военный трибунал примет во внимание четыре года или больше безупречной службы. В твоем досье полно положительных характеристик. Кое-что я сам туда писал, поэтому знаю, что там обнаружат. К тому же Моссад сейчас нам не враг. Но наша контрразведка начнет докапываться и наверняка что-то найдет. Думаю, что, учась в колледже, ты ездил в Израиль. Иногда именно так вербуют пацанов. Но для этого надо быть евреем. Но ты же не...
– Нед, – прервал его Шамун. – Это было в 1980-м. – Он подвинул Неду карандаш и бумагу. – Делай пометки, если надо. Я окончил колледж и поехал в Ливан, потом в Израиль. Именно там я встретил Бриктон, только тогда у нее была другая фамилия, может, потому, что она еще не выкрасила волосы в оранжевый цвет.
– Так это была ее идея, чтобы ты поступил на службу в американскую армию?
– Да.
– И работал на Моссад?
Шамун увидел, что Нед просто впился в него глазами, больше уже не избегая его взгляда.
– Меня воспитали христианином, Нед. Но обнаружив, что в Ливане мои родственники – иудеи, я испытал что-то вроде шока.