Ладно. Надо затаиться и ждать, пока они не приблизятся настолько, что он не промахнется. Но если он попадет в одного, не пристрелит ли другой в отместку сестру? Что это за люди? Горячие или хладнокровные?
– Вы т-тратите время со мной, – бормотала сестра Джэкобсон. Теперь их голоса звучали гораздо ближе. – Я не знаю человека, которого вы разыскиваете.
– Тогда мы найдем того, кто знает.
– Сейчас здесь больше никого нет, – сказала она.
– Перестань, сестра.
– Я точно говорю.
Теперь они были всего в двух-трех ярдах. Уилл Найтуотер мог бы уже разглядеть их, но они держались у стены, так же как и он.
– Сестра Превит еще жива, – сказала женщина. – Ей нужна помощь. Вы же не хотите, чтобы вас судили за убийство.
– Что, что? – Один из парней заржал. Уилл увидел внезапно его силуэт, рядом с другим, более высоким силуэтом второго парня. – Судить за убийство, говоришь? – Парня почему-то это очень рассмешило. Второй не то кашлянул, не то хрюкнул.
Первого Уилл Найтуотер повалил выстрелом в голову.
В падающем сверху свете вспыхнул вишневым фонтаном поток крови. Громко закричала сестра. Уилл Найтуотер выстрелил в живот второму парню. Последнее, что он увидел, была дыра в животе, размером с грейпфрут.
Сейчас Гросвенор-сквер была пуста. Солнце уже исполнило свой обычный фокус, метнув горизонтально лучи на землю из-под облачного неба. Субботние покупатели давным-давно исчезли. Когда зажглись фонари, только несколько пешеходов неторопливо шли по площади. Теперь она принадлежала машинам. Бесконечная череда бело-голубых фар, оранжево-красных больших огней и стоп-сигналов разбивалась на потоки, пересекалась, смешивалась.
Нед Френч сидел на подоконнике. Не так много времени прошло с тех пор, как он испил очередную чашу предательства. Может, полчаса, а то и меньше. Насколько он мог судить, Мо все еще сидел за своим столом, без сомнения, переживая, что его уличили, а еще вероятнее, смеялся над тем, что заставило Неда не разглашать его тайну.
Итак, подумал Нед, этот день, начавшийся с мелких измен, превратился в клубок предательств.
Как иначе можно назвать то, что выложила ему Лаверн за завтраком? Может, «измена» – слишком сильное слово? А как насчет вероломства? А каким словом обозначить поведение Джейн по отношению к нему? Сначала она вытирает сопли Лаверн, становится ее... сообщницей! А потом трусит и не хочет говорить с ним, обидев его.
Рядом с ними Пандора Фулмер – просто любительница. Она всего лишь тупоголовая, самовлюбленная баба. Ну и денек!
От таких дел вы облекаетесь в непроницаемый панцирь. Это просто необходимо. Но и самый прочный панцирь можно расколоть, если ударить по нему как следует. Сейчас он чувствовал себя и разбитым, и очень уязвимым. Он не мог отнестись равнодушно к измене, разрыву, трусливому молчанию, прямому предательству, а также к тому, что все задуманное им для безопасности Уинфилда разрушено крошкой-идиоткой.
Наверное, так должны чувствовать себя моллюски, когда их вытаскивают из раковин и съедают?
А у него ведь тоже был защитный панцирь, укрепленный привычкой к армейской дисциплине и навыками. Неда Френча голыми руками не возьмешь! Надо, чтобы его прибили одновременно жена, любовница и единственный друг. Ударить так, чтобы обнаружить свое притворство и обесценить свою связь с ним.
Вот это-то и произошло.
Зазвонил телефон. Он схватил трубку с дурацкой внезапной надеждой, что звонит Джейн – извиниться и пригласить к себе.
– Заместитель военного атташе.
– Это клуб любителей Арта Ходса? – спросил мужчина со старательным английским выговором. Голос немного подрагивал от сдерживаемого смеха. – Лондонское отделение проводит субботнее собрание своих членов в обычном месте.
– Что?
Но в трубке уже слышались короткие гудки. Нед повесил трубку и невесело улыбнулся. Когда друзья и возлюбленная предают тебя, нет более подходящего момента, чтобы подружиться с врагом.
Глеб Пономаренко всегда бывал вечером в будни в одном из пабов или баров в Найтсбридже. Очевидно, и в субботу он там же. Но зачем он позвонил?
– Фил, – сказала Лаверн Френч в телефонную трубку, – я позвонила не вовремя?
– Берн! Бог ты мой! – ответил ее старший брат. – У нас сейчас ленч. Угадай, кто жарит мясо?
– У тебя есть минуты две?
– Говори, я слушаю. Как поживает моя сестричка? Как Нед? Как девочки? Хотя про девочек я знаю – мама мне звонит раз в неделю.
– Все в порядке. А как Кэтлин и малыш?
– Прекрасно. Что ты хотела сказать?
– Я еду домой.
Фил помолчал, потом спросил:
– Ты имеешь в виду Кэмп-Либерти?
Лаверн поняла, что он реагирует так же, как Нед. Для мужчин дом – это место, где находятся они сами.
– Так, погостить. А потом я вернусь с девочками назад.
– А к нам заедешь?
– За этим и звоню. Я хотела бы взять девочек и побыть у вас с неделю.
– Отлично! Только не приезжай в первые две недели августа, потому что у меня будут совещания в Бадже и Мауи.
– Где?
– Это неважно. Все остальное время я буду здесь. Будем тебе очень рады. Когда решишь ехать, позвони Кэтлин и скажи дату.
– Я позвонила тебе первому, – продолжала Лаверн нерешительно. – Я собираюсь позже позвонить Патрику, Питу и Полу.
– Будешь к каждому проситься на недельку? – засмеялся он.
– Да, что-то в этом роде. Ведь девочки почти не знают своих дядюшек и кузенов.
– Так. – В голосе Фила послышалось несвойственное ему сомнение. Ни у кого из детей генерала Криковского этого никогда не было, подумала Лаверн.
– Так ты неделю пробудешь в Кэмп-Либерти?
– Неделю. Девочки там и так уже две недели. Мама и папа все правильно поймут.
– Да, конечно. – Снова пауза.
– По правде говоря, – продолжала она, – Нед не очень рад тому, что они там.
– Так вот в чем дело... Я сейчас иду! – закричал он кому-то. – Я разговариваю с Берн! Международный разговор! Из Лондона! А ну заткнитесь!