– Куда спешить? Все еще закрыто, – тихо пробормотал он себе под нос. А потом вспомнил.
Странное ощущение испытываешь, когда бредешь по тихим улицам утреннего Лондона. Ни машин, ни такси, ни грузовиков, ни пешеходов. На светофорах переключаются цвета, а транспорта нет как нет. Он дошел до Гайд-парк-Корнер около четырех пятнадцати и увидел несколько такси, несущихся по кругу с сумасшедшей скоростью. На Гросвенор-сквер он был в четыре тридцать. Ночью канцелярия заметно изменила свой вид, напоминая теперь груду камней, золотящихся при свете уличных фонарей. Охранники в канцелярии долго изучали его пропуск перед тем, как впустить.
Я же не побрился, вспомнил Нед. Это всегда делает тебя подозрительным, вызывая у охранников ассоциации с террористами, анархистами и всеми, кто ест хлеб из муки грубого помола и пьет не пастеризованное молоко. Не побрейся еще один день, и тебя пристрелят на месте.
Он отпер дверь своего кабинета и увидел записку, прикрепленную к телефону. Господи, подумал он, я же должен был оставить записку Джейн! Что за кретин! Свинья! Он развернул записку: «Уехал в больницу в Стоун-Мэндвиле. Вооруженные типы в масках на фургоне фирмы по обслуживанию торжеств пытались забрать молодого пациента-немца. Стоит посмотреть».
Шамун закончил, как обычно, без подписи. Только номер телефона больницы. Нед набрал номер. Долго никто не подходил. Наконец трубку подняла женщина.
– Нет, – ответила она, – вам лучше спросить об этом полицию, сэр.
– А есть поблизости полицейский?
– Извините, сэр, – сказала женщина, обращаясь к тому, кто был рядом с ней. – Тут джентльмен интересуется...
– Кто это? – спросил мужской голос.
– Полковник Эдвард Дж. Френч, армия США. А с кем я разговариваю?
– Я все думал, когда вы позвоните, – сказал ему Паркинс. – Откуда вы узнали?
– Узнал? Что?
– О! – Паркинс помолчал. – Полковник, вы знаете мост через Темзу у Хинли?
– Не очень. А что случилось?
– Серый «форд-фиеста» врезался в стальную конструкцию моста. Это случилось между десятью и десятью тридцатью вчера ночью. Никто не видел аварии. В это время, вы же понимаете, все добирают свое в пабах.
– А водитель? Что с водителем?
– Водителя нет. Считаем, что выбросило прямо в реку.
– Чушь! – взорвался Нед. – Шамун лучший водитель из всех, кого я знаю!
Паркинс снова помолчал.
– На автомашине вмятины и царапины, появившиеся не из-за этой аварии.
– А вы что там делаете?
– Помогаю другу. Вы могли бы подъехать?
– Я без машины.
– Скажите, где вы находитесь, и за вами через десять минут заедут.
Посторонние и свои. Жестокая игра.
Поле, на котором шла игра, было обширной территорией, застроенной старыми и новыми зданиями. Больничная территория включала отдельные строения из красного кирпича и бетонных панелей, а между ними располагались стоянки, возле которых зеленела трава и росли деревья. Как огромная шахматная доска с маленькими фигурками. Отделение несчастных случаев помещалось в современном двухэтажном здании; с воздуха оно казалось буквой "Н" с еще одной ножкой.
Нед посмотрел на Паркинса и высокого мужчину с редкими рыжими волосами и усыпанным веснушками лицом. Оба сидели недалеко от входа за письменным столом, специально выделенным для них. Они разговаривали тихо, как посвященные, не желавшие, чтобы с ними играл кто-то еще.
Очевидно, как раз у этого входа и произошла перестрелка. Большое пятно крови впиталось в бежевое ковровое покрытие недалеко от стола. Дальше по холлу под падающим сверху светом тоже была видна кровь. Мозг и внутренности размазались по стенам и ковру, словно их бросили как игральные кости.
Вход был огорожен невысокими стальными прутьями на подставках, между ними были натянуты оранжевые пластиковые ленты. Яркие полосы лент окружали места, где погибли люди, и не давали праздным посетителям ступить на них.
Хотя здесь не могло быть праздных посетителей. Неду хотелось побыстрее взглянуть на место, где произошла эта... так называемая авария.
– Извините меня, джентльмены.
Рыжеволосый поднял голову.
– Да?
– Когда я смог бы взглянуть на машину моего заместителя?
– Через полчаса.
– Можно поговорить с немцем?
Рыжеволосый недовольно нахмурился.
– А для чего? – сказал он с шотландским акцентом.
– Я говорю по-немецки. Если он в сознании...
Шотландец взглянул на Паркинса.
– Чтобы убить время?
Паркинс кивнул.
– А почему бы и нет?
– Хорошо, – согласился шотландец. Он ткнул большим пальцем через плечо. – Там, в интенсивной терапии.
Светает, подумал Берт. Он только что открыл глаза и увидел, где находится. Он все вспомнил. Чистая больница. Чистые бинты. Чистые доброжелательные медсестры. Покой. Безмятежность.
Как в могиле. В лесу, где много голубых цветов. Два мальчика, один из них из Штутгарта, где...
Кто этот мужчина?
Мужчина сел рядом. Знакомое лицо. Пришел пытать Берта. Откуда он знает это лицо?
– Доброе утро, как дела? – спросил мужчина.
– Вы мой друг? – наконец Берт мог говорить по-немецки. – Вы пришли мне помочь? Или вы один из них – мучитель, предатель, убийца? Я больше не выдержу пыток. Я выбрал трудный путь в жизни. Я не жду, что со мной будут обращаться лучше, чем я стал бы обращаться с моими врагами. Но есть предел выносливости.
Он внезапно перестал говорить, и Нед увидел, как от жалости к себе одна-единственная слеза скатилась по его щеке.
Только одна. Господи, да какая же в нем внутренняя сила!
– Я не враг, – сказал ему Нед по-немецки. – Быть может, я смог бы помочь тебе. Я пришел сюда не для того, чтобы причинить тебе новые страдания. Нужны месяцы, чтобы ты выздоровел. Но серьезных переломов нет, и заражения крови тоже, к счастью, нет.
Незабинтованным было только лицо Берта. Несколько зубов выбили. И все же он говорил и жил. Из-за того, что ему повезло, и благодаря фантастической стойкости.