Прошло пять минут, прежде чем к телефону подошел сам Коннел. Выслушав Фишлока, он сказал:
– Буду через десять минут. Пожалуйста, приготовьте черный кофе.
Если этот ранний воскресный звонок и разбудил Ройса Коннела, это не было заметно, когда он вышел из такси у своего дома. С точки зрения усталого Фишлока, он выглядел совсем молодым – лет на десять моложе своего возраста – и ходил пружинистым шагом. Боль в спине прошла. Он прошел прямо к письменному столу и начал звонить в разные места. С третьего раза ему удалось соединиться с Рэндом, который редко бывал на месте, даже в воскресенье.
– Ну наконец-то, – заметил ворчливо резидент тоном, к которому вместе с тем нельзя было придраться.
Общаясь с Рэндом многие годы, Ройс так и не уловил, какое животное напоминал этот низенький и более чем активный субъект. Терьера? Овчарку? Нет, на Рэнда они не похожи. В голове Коннела давно созрело сравнение с барсуком, на редкость злобным созданием, которое так и норовит схватить вас за любую приглянувшуюся ему часть тела. То, что Рэнд никогда не хватал Коннела ни за какие места, означало только то, что Ройс был лучше других защищен своими многолетними связями с дипломатами и сотрудниками госдепа.
– Какие проблемы, Рэнд? – спросил Коннел.
– Это больше твои проблемы, чем мои. Ты уже читал утренние сообщения?
Коннел взглянул на часы. Было четверть девятого.
– Не умея читать мысли и не имея пока информации, не знаю, в чем дело. Если можешь что-то сообщить, Рэнд, будь другом – расскажи, пожалуйста.
На другом конце провода наступила тишина: Рэнд прикидывал, не пора ли вцепиться Коннелу в пах. Потом он сказал:
– Ночью что-то произошло. Точно не знаю. Что-то вроде предупредительного удара в восточном Средиземноморье или в районе Ормузского пролива.
– Чей? Наш?
– Похоже, что наш.
– Не знаю, во что тебе обходятся телефонные разговоры, Рэнд, но готов дать четверть доллара, чтобы выдавить из тебя еще какие-нибудь подробности. Что это было? Воздушный налет? Высадка с моря? Ракетный обстрел? Где? Какие-то заявления из Вашингтона были?
– Не злись, Коннел. Я знаю только то, что вроде бы это сделали наши и направлено это могло быть против одной из маленьких нефтяных стран. Не думаю, что от ядерных ударов там поумнеют.
– В утренних газетах что-нибудь есть?
– Нет, но радио с утра передает слухи.
– О чем? О том же самом? – спросил Коннел.
– Волнения. Жертвы среди гражданского населения. Да кто же верит журналистам? Они передают все, что приходит им в голову.
– Откуда же еще можно получить информацию, если не от людей, которых бомбили? – Коннел остановился, недовольный тем, что начал спорить с таким типом, как Рэнд. – Что-нибудь еще есть?
– Что тебе еще надо? Предупреждение из Вашингтона? Странно, что твой любимчик полковник Френч тебя не предупредил. Но его же не найдешь, когда он нужен, верно?
Коннел повесил трубку и потом позвонил пресс-атташе Мэри Константин.
– Разбудил? – извиняющимся тоном спросил он.
– Вы по поводу бомбежки?
– Уже знаете? Что именно? Место?
– Пока неизвестно.
– Звоните знакомым журналистам.
Ройс нашел номер дежурного в госдепе, но он не отвечал – верный признак того, что происходит что-то безобразное. Фишлок подал ему дымящуюся кружку черного кофе. Ройс набрал номер Джилиан.
– Это секретарь мисс Лэм? – спросил он, когда она подняла трубку.
– Сама мисс Лэм в вашем распоряжении.
– Проснулась и уже встала! – воскликнул Коннел. – На Ближнем Востоке какая-то американская акция. Поспрашивай. Если будет что-нибудь, позвони...
– А почему ты решил, что я еще сплю? – прервала она его. – Как только ты отсюда удрал, начались телефонные звонки, Ройс... – Она помолчала. – Это очень плохо.
– Бомбовый удар? – У него что-то сжалось внутри, словно кто-то собрался ударить его.
– Мы еще точно не знаем. Произошло это в Дамаске. Есть жертвы... – Она помолчала. – Все выглядит так, будто удар нанесен изнутри. Бомбы взорваны в густонаселенных районах. Много погибших детей, Ройс.
– Но послушай...
– Мне уже позвонили трое, включая моего продюсера, который интересуется... – Она опять сделала паузу, не зная, стоит ли говорить. – Который спросил, подходит ли нынешний момент для передачи об Америке и ее Дне независимости.
– Джилиан, а почему ты думаешь...
– В Дамаске волнение. Всеобщие антиамериканские настроения. Напали на консульство. Жгут американские флаги. Они...
– Пожалуйста, – прервал он ее. – Будем рассуждать здраво. Он постарался говорить уверенно. – Официальные обвинения есть? Кто-нибудь обвинил США, кроме уличной толпы?
– Разве это необходимо? – спросила она. – Ройс, бомбы на спящий город? Это же... – Она снова сделала паузу. – Это как фирменный знак!
В тишине Ройс долго смотрел в пол, чувствуя себя так, словно удар в живот он все-таки получил. Они были любовниками всего две ночи, но эти ужасные события с новой силой пробудили его опасения насчет близости с ней. Было бы легче, если бы она была американкой? Стала бы она произносить вслух то, о чем и подумать невозможно?
– Извини. – Услышал он ее голос. – Но ты должен знать, как на это смотрит мир. Я на твоей стороне.
Он попытался улыбнуться. Напряжение начало спадать.
– Спасибо, – только и смог он сказать тихо. – Огромное тебе спасибо, моя дорогая. – Тут он впервые улыбнулся. – Правда, правда.
Попрощавшись с ней, он вызвал свою машину, принял душ и как всегда подумал о том, что надеть. Он готовился к приему в час дня. Светло-желтый костюм, темно-голубая рубашка, решил он, вязаный галстук... Под стать Дамаску.
Он поморщился и выключил душ. Растираясь полотенцем, он подумал: День независимости будет отмечаться по всему миру – и вдруг убитые дети, в Дамаске. О чем только думают в Вашингтоне?
Зазвонил телефон.
Глава 27
В девять утра четвертого июля два маленьких фургона телевидения появились у северных ворот Уинфилд-Хауза. Незадолго до них туда подъехал «метро», за рулем которого сидела Джилиан Лэм, готовая обольстить своей неотразимой улыбкой старого сторожа у ворот, уже влюбленного в нее.