Тут она переставала говорить о себе и предупреждала читателей, что такие высокие каблуки не стоит носить, не обладая таким же малым весом, как Пандора, – меньше сотни фунтов.
– Это семь стоунов[22], – добавляла она для английской публики. Свою домашнюю работу она всегда делала истово, вникая во все мелочи.
Эта фраза побуждала журналистов вкратце описать размеры посла, разумеется, отличающиеся от размеров его жены, – Бад был гораздо выше шести футов и отнюдь не кожа да кости, – однако Пандора тут же возвращала журналиста к основной теме.
Фулмеры приехали в Лондон недавно и еще более недавно оказались на загранслужбе. Однако, как оказалось, Пандоре не нужно было подсказывать, что и как делать. Утро в начале той недели, которая должна была завершиться в воскресенье празднованием Четвертого июля, особенно удивляло интересом Пандоры к мелочам. Она надеялась, что грядущее событие будет ее самой крупной личной победой и по-настоящему поддержит президента.
Пандора понимала, что создает проблемы для посольства. Они, конечно, заинтересуются, почему она так затянула рассылку приглашений и почему она сама надписывала адреса и отсылала приглашения, не поручив этого своей экономке, миссис Крастейкер, и Лорне Мэй Ходж, горничной. Пандоре придется кое-что предпринять, чтобы обезопасить себя от некоторых людей в посольстве, в частности от Джейн Вейл.
Пандора ни за что не позволит профессиональным дипломатам затевать игры вокруг ее приема. И она гораздо лучше, чем можно было предположить, разбиралась в том, как самостоятельно проворачивать дела в больших компаниях.
Она вынуждена была постичь все эти премудрости, став женой главы фирмы «Фулмер Сторз инк.», крупнейшей в США сети, объединявшей как специализированные, так и универсальные магазины. Отец ее мужа, председатель правления фирмы, считал сына круглым идиотом, и это мнение вскоре распространилось среди других руководителей компании. Потому-то Бад и не принимал участия в управлении ею. Амбициозная Пандора считала унизительным быть женой человека, которому не доверяют никаких дел. Впрочем, она сумела извлечь все, что можно, из их единственного преимущества – денег. Пандора заставила Бада внести значительную сумму на предвыборную кампанию республиканцев. Такую значительную, что, когда нынешний президент занял свое место в Овальном кабинете и захотел отплатить Фулмеру за щедрость и преданность, он всего лишь на несколько секунд замер, услышав цену.
– Только не Лондон!
– Да нет, все-таки Лондон.
Было заметно, как президент проглотил слюну.
– Господи, – только и сказал он, правда, довольно громко. Уже не первый раз в Овальном кабинете обращались к Богу, но, вероятно, никогда прежде не было так нужно его вмешательство.
«Да, – сказала себе Пандора, отворачиваясь от окна и вызывая звонком миссис Крастейкер, – мне придется найти способ утихомирить Джейн Вейл». И еще надо будет очень осторожно сообщить Баду о приеме в саду. Он терпеть не мог больших сборищ, где приходилось пожимать сотни незнакомых рук, тем более что никто из гостей не предлагал ему выпить. Назначенный послом, Бад не пил уже целый месяц. А большие приемы, как отлично знала Пандора, – искушение для алкоголиков.
Экономка открыла дверь ее спальни и вошла. Миссис Крастейкер сначала работала на семью отца Пандоры – на Морганов из Билокси, потом стала служить у Фулмеров в Нью-Йорке и Балтиморе. Она была высокой негритянкой, хотя и не такой высокой, как Бад Фулмер, но проворной, очень проворной для женщины шестидесяти семи лет от роду, и к тому же прабабушки.
– С до-обрым утро-ом, Бел, дорогая, – начала Пандора с билоксийским выговором. – Телефон вот-вот начнет звонить. Сделай так, дорогая, чтобы отвечали только ты, я или Лорна Мэй, но никто другой, ясно?
– И никто из посольства?
– Не стоит полагаться на них. Неужели ты им веришь?
– Дорогая, я не верю никому, кроме нас с тобой, – ответила миссис Крастейкер словами их старой шутки и добавила:
– А иногда я даже в тебе не очень уверена.
Женщины негромко рассмеялись.
Подзорная труба нового образца, которую взял Шамун, была предназначена для наблюдения при слабом освещении, но годилась и для такого пасмурного дня, как сегодня. Морис стоял в глубине комнаты, наводя маленький, но мощный прибор на зелень Гросвенор-сквер. Нэнси Миллер, последние недели поглощавшая свой ленч на скамейке, делала это и сегодня, когда погода наконец стала походить на летнюю. Само по себе это ничего не значило для Шамуна, но его внимание привлекло то, что она при этом делала какие-то пометки. Наводя объектив на резкость, Морис увидел, что Нэнси Ли пощипывала сандвич. В то же время он услышал, как звонил прямой телефон Неда Френча. Он недовольно вздохнул, положил подзорную трубу, открыл свой кабинет, чтобы попасть в комнату Неда.
На восьмом звонке он поднял трубку.
– Офис заместителя военного атташе.
– Мо? – Это опять была Лаверн Френч. – Он там?
– Только что вышел из посольства.
– А я все жду его звонка.
Шамун помолчал.
– У нас здесь что-то вроде состояния... повышенной боеготовности. Нед дома объяснит. – В ту же секунду он пожалел, что сказал это, нарушив правило не сообщать о служебных делах женам, даже дочери старого вояки генерала Криковского.
– Ну тогда я все расскажу тебе, – продолжала Лаверн более холодно. – Сегодня утром к нам домой приходил мужчина и сделал пробный звонок в дверь. Изображал, как водится, почтальона. Грубо сработано. Думаю, он проверял нашу телевизионную систему наблюдения, но при этом хотел, чтобы я подергалась.
– Как он выглядел? Тебе удалось сделать хороший снимок?
– Он записан на видеопленку, только вряд ли там будет что-нибудь, кроме его затылка. Если мне повезло, то, может быть, я поймала его изображение, когда он поворачивался, чтобы уйти. Надо взять пленку и просмотреть ее. Я прождала все утро. Теперь пришла женщина, которая у нас убирает, и мне надо выйти на рынок. Когда будет можно?..