Он повернулся к Глебу.
– Чертовски странное лицо. Только что ты видел его – и вот уже не видишь.
– Как проницательно, Харгрейвс. Многие люди сочли бы его лицо вялым, признаком слабого характера. Но ты и я в этом разбираемся лучше. Если можно так выразиться, это лицо на день, которое человек с очень сильным характером решил поносить.
– Говори, говори, проклятый мучитель.
– Но это практически все. Могу добавить очень немногое. Я знаю, что такие люди существуют. Это новая порода, Харгрейвс. Тогда как мы с тобой – неисправимые романтики, работающие и борющиеся ради самого искусства, у этой новой породы вместо сердца – плата с микросхемами, которая оценивает каждое действие в фунтах, пенсах, долларах и центах.
– И никогда в рублях и копейках?
Пономаренко пожал плечами.
– Разве я знаю? Мне известно только, что у них нет сердца, если не иметь в виду простой медицинский смысл этого слова. Они запрограммированы на то, чтобы портить или перехватывать любое прибыльное дело, которое они обнаружат. Берут бразды правления в свои руки, меняют любые первоначальные цели – политические, культурные, военные, экономические – и занимаются только собственной выгодой.
– Будь я проклят, если я тебя понимаю, Глеб.
– Вот. Вот здесь, не более чем в шести ярдах от нас, подтверждение моим словам. – Русский прикрыл глаза, готовясь вывести в рассказе вымышленные имена и личности, чтобы обеспечить личную безопасность. – Так вот. Группа специалистов по конному спорту из Венгрии прибыла в Лондон с самыми благоприятными предварительными отзывами. Все на этом острове, бредящем лошадьми, хотели видеть их. Любители спорта и профессионалы по выездке выстраивались в очередь у касс Альберт-Холла. То же самое, я уверен, было и в Эдинбурге, и в Манчестере, и в Бирмингеме. Они платили по десять фунтов за билет, чтобы посмотреть прославленный венгерский прыжок, выездку. С точки зрения венгерской группы, это было очень полезно для международного обмена. Команда могла собрать в общей сложности около пятидесяти тысяч фунтов за вечер. Скажем, десять выступлений в Великобритании. Полмиллиона фунтов, не форинтов. Венгрия была чрезвычайно довольна. Тут звонит человек, если я правильно помню, Альдо Сгрои – может быть такое имя? – известный итальянский кинопродюсер, предлагает сделать документальный фильм об этом триумфальном турне. Обычный молодой человек, немного безвкусный, но серьезный, здравомыслящий, искренний. И просит всего десять процентов от прибыли. Сделка подписана. Какая блестящая идея увеличить сборы от выступлений команды! К последнему дню турне Сгрои, один из них, почти говорит по-венгерски. Они братья по крови? Igen![33] Могут ли они когда-нибудь предать друг друга? Nem![34]
Русский остановился, медленно отрезал кусочек мяса, словно забыв о том, что говорил. Харгрейвс, не скрывая, нервничал в ожидании продолжения.
– Давайте, давайте! – торопил он.
– Всему свое время. – Пожевал, пожевал, проглотил. – Расписки были помещены в восточноевропейский банк в Лондоне. До сих пор его название неизвестно. В последний день руководитель команды перегружен делами: билеты на самолет, визы, отправка лошадей, не говоря уж о наездниках и конюхах. Надо было собрать эту маленькую венгерскую армию для заключительного броска на родину.
По договору банк переведет деньги в Будапешт, как только команда улетит. Но тут появляется кто-то из команды – а может, кто-то из киносъемочной группы, трудно их разделить в эти последние недели – с запиской от руководителя команды, которую передает руководителю банка. Через десять минут венгерские полмиллиона в пятидесятифунтовых банкнотах упакованы в бриф-кейс. И он удаляется! – Глеб хлопнул ладонями. – Только что видели деньги, и тю-тю, их нет.
– Проклятье! – Харгрейвс сдавленно захохотал. – Черт подери!
– И помни, старик, – продолжал Глеб, – этот Сгрои – всего лишь один человек. А дюжины таких, как он, разгуливают по улицам Лондона, отыскивая какого-нибудь бизнесмена, чтобы стянуть у него деньги. Представляешь, какой шум поднялся бы в Будапеште, если бы эта игра была разыграна ЦРУ? Но эти таинственные люди не имеют никакого отношения к политике. Это стервятники, которые мчатся вперед, наметив очередную жертву. И ты мне говоришь, что кто-то из них мог возбудить интерес прелестной Джилиан?
Искры дьявольского веселья, блестевшие в глазах Харгрейвса, медленно потухли.
– Боже, да нет, – сказал он наконец. – Ничего таинственного.
– Ну так расскажи мне.
Вместо ответа Харгрейвс тайком взглянул в дальний угол зала, чтобы рассмотреть пухлого, с одутловатым лицом и выпуклыми глазами человека. Удивительно, какого рода внешность позволяет обеспечивать доверие? И правда кинопродюсер! По распространенному мнению, а Харгрейвс твердо верил, что все, что он думал, было распространенным мнением – типичный человек, вызывающий доверие, должен быть обходительным, мягким, хорошо одетым, достаточно привлекательным и для мужчин, и для женщин и, безусловно, свободным от каких-либо неприятных характеристик или отрицательных черт, которые могут насторожить потенциальную жертву.
– Удивительно, – вздохнул Харгрейвс. Он бы и сам смог стать подобным мошенником, если бы хватило смелости. Но единственное, что ему удавалось, – это дурачить молодых и впечатлительных женщин, которые нуждались в его помощи, чтобы войти в общество. Он снова вздохнул.
– Твой ум где-то бродит, – заметил Глеб.
– Да. Просто восхищаюсь сырой глиной, из которой может быть вылеплена такая мастерская интрига, как «Дело венгерской команды».
– Ты говорил о любопытстве мисс Лэм. К кому она проявляет интерес? – спросил русский на прекрасном английском.