– Пошел прочь, полковник, – сказала она, запахивая халат и завязывая пояс. – Давай, давай. Ты уже опаздываешь. Опаздываешь спасать здешний продажный, прогнивший мир. Его не стоит вытаскивать, он заслужил свою участь, но ты иди, иди, трать время и силы на спасение.
Она повернулась и решительно вошла в дом, изо всех сил хлопнув дверью. Он постоял, раздумывая, что же делать. Только Лаверн удавалось так сбить его с толку. Приглушенно прозвучали выстрелы – как из глубокого подземелья. Он слышал, как Лаверн в подвале выпустила пять пуль в мишень. Спускает пар? Неужели это ее единственный способ успокоиться?
Он не привык чувствовать себя смущенным. Покачивая головой, Нед направился к станции подземки. Глухие звуки выстрелов ее пистолета все еще звучали в ушах. Нед посмотрел на часы и понял, что они с Бернсайдом несомненно опоздают в посольство. Тогда он сделал то, чего никогда не делал. Остановившись на углу Веллингтон-роуд, он остановил такси. Первое, которое подошло.
В центре телекоммуникаций рядом с Керзон-стрит Ларри Рэнд сидел рядом с дверью в кабинет Хеннинга за письменным столом; он пользовался им, заходя сюда. Вчера поздно вечером он получил то, что в Компании зовут «Луни-Тунз», факс-шифровку, сделанную с помощью старомодного одноразового шифра, к которому только Рэнд имел ключ.
Расшифровка не составила бы труда для чинуш, руководивших резидентурами в других местах. Но Ларри Рэнд за долгие годы работы «в поле» возымел отвращение к кодам, сигналам, «оперативным» штучкам, придуманным твердокаменными задницами, которые наложили бы в штаны, оторвавшись от своих любимых письменных столов.
«Луни-Тунз» был разработан еще перед Второй мировой войной как дешевая, но очень надежная система кодов. Теперь, когда большая часть шифрованных сообщений обрабатывается компьютерами, его используют в основном из экономических соображений. Он обеспечивает отличную надежность, хотя стоит сотую долю цены электронной системы. Работа с «Луни-Тунз» предполагала, что Рэнд должен найти свой шифр-блокнот, постараться вспомнить, когда он его использовал последний раз, и выбрать нужную новую таблицу. Обычно писали на верхней странице, потом, оторвав и уничтожив ее, переходили к следующей. Так это происходило в Лэнгли. Но так как Ларри Рэнд ненавидел бумагомарание, предпочитая ему телефон, он не мог вспомнить ни того, когда он использовал блокнот последний раз, ни того, какую страницу надо взять сейчас.
Он уселся за столом, поболтал ногами, не достававшими до пола, и попытался расшифровать начало сообщения, используя все страницы подряд. Каждый раз выходила полная галиматья. Он занимался весь прошлый вечер дома и дошел уже до седьмой страницы, когда наконец обозначился просвет.
НЕТИЗ.
Он скорчил рожу, но продолжал писать. НЕТИЗВЕСТ. Он почесал затылок и написал еще несколько букв. НЕТИЗВЕСТНЫХЗАПИСЕЙРИОРДАНУТЧКВИМСКОНТРАКТРЕЗИДЕНТУРАГОНОЛУЛУТЧКСТАТУСЗАКОНСЕРВИРОВАН. Ларри Рэнд откинулся в кресле и карандашными росчерками разбил сообщение на слова. Делая это, он вспомнил, что много лет назад была замешана в финансовой афере резидентура в Гонолулу.
Она следовала тактике, свойственной и многим другим резидентурам ЦРУ, – привлекала к сотрудничеству бизнесменов и журналистов, которые вели подвижную жизнь и переводили средства из одного места в другое. Эти люди, работавшие по контракту, были не кадровыми сотрудниками Компании, а чем-то вроде гражданских служащих. Однако они перемещали или отмывали для ЦРУ незаконные деньги, перевозили посылки, передавали деньги и наркотики политикам, находящимся под влиянием управления, короче, делали все, что сотрудник Компании счел бы для себя слишком щекотливым. Они напоминали агентуру мафии – бизнесменов, политиков и сотрудников полиции, связанных с определенным кланом, но не входящих в него.
«Яйцеголовые» в Компании часто говорили, что для широкой публики безразлично – в штате ли человек или работает по контракту. Последние, впрочем, проникали глубоко и нередко получали плату в двух местах у себя и в ЦРУ. Так зачастую бывало в Латинской Америке или Юго-Восточной Азии с их нестабильными и коррумпированными правительствами, ценившими людей такого рода.
Но в Гонолулу один из таких контрактов завершился весьма плачевно. Некто втянул в аферу всех, включая работавшего с ним сотрудника резидентуры: все вложили деньги в его гарантированный, обеспеченный защитой фонд. Когда один из надутых подал на него в суд, клубок размотали, и люди из Компании почувствовали себя идиотами, доверившими аферисту свои сбережения.
– Но они не признались, что работали с ним. Один из сотрудников ЦРУ, вложивший сбережения своих родителей, со слезами на глазах рассказывал в суде, какое доверие внушал ему аферист.
– Я по-настоящему верил ему. И до сих пор почти верю.
Рэнд знал это ощущение. Вы готовите контракт, даете человеку подлинные документы на чужую фамилию, неподотчетные средства, секретную информацию, тайные контакты. В ответ он прикрывает своей фирмой незаконную операцию ЦРУ. И очень скоро, как это случилось и в Гонолулу, вы начинаете верить ему, как доктор Франкенштейн поверил в Бориса Карлова.
Расшифрованный факс впрямую не связывал Вимса с конкретной аферой в Гонолулу, но намекал на нее. Не упоминал ли этот чертов Нед Френч о каких-то финансовых махинациях? Да еще и труп? Спецотдел, Скотленд-Ярд...
Еще одно Гонолулу прямо здесь, в Лондоне!
Ларри Рэнд откинулся ошеломленный. Пять минут он занимался тем, что выбирал факты, отсеивая сомнения и страхи. Сначала он должен убедиться, что ни у кого не было контактов с Вимсом и Риорданом. Доказав это, он сможет защитить себя. Но, если вдруг обнаружится, что кто-то все же работал с Вимсом, надо будет сменить тактику, а заодно выяснить, кто, кроме Френча, знает о связях этого субъекта с Компанией. И до того, как защищать Вимса, придется заткнуть им рот.
Объезжая ямы и ухабы на Черри-лайн по дороге в Амершэм, Базард увидел тело; еще мгновение, и было бы слишком поздно. Это была очень узкая дорога, что две машины не могли разъехаться. Остановившись, Базард перекрыл ее, быстро выскочил из своего «лендровера» и бросился к телу.