Мы все – войны подранки,Нельзя ни шаг назад,На мины ли, на танкиВперед попрет штрафбат.
Рассвет поднял завесуНад раненой землей,Кто русского замесу,На смерть сегодня злой.
Кто, как умел, молился,Кто напослед курил,И старшина не злился,Когда весь спирт разлил.
От спирта лишь трезвеешь,Когда на мины прешьИ что тут не посеешь,А только смерть пожнешь.
Ну, «Надя с шоколадом»Отгрохала свое,Сейчас подпортим гадамИх нижнее белье.
Сигнальная ракета —«В атаку, вашу мать!!»И жалко напоследок,Что не могу летать.
Но я летел, не чуяНи ног своих, ни мин.Лишь думал – добегу я,Капут тебе, Берлин.
Все – нет соседа справа,Летят мозги в лицо,И я не по уставуГоню вперед бойцов.
Убило б поскорее,И лучше – наповал,А взводный взял левее,Но зря – не угадал.
В чужих кишках и кровиБежали те, кто мог,А на немецком полеЛежал комбат без ног.
Дошли мы до Берлина,Не о цене сейчас,Но вместо сердца – минаУ каждого из нас.
ПЕСНЯ БЫВШЕГО ШТРАФНИКА
Под тяжелый взгляд конвояСнится мне, что я на воле,А не мордой у стены.Но недолго спится стоя,Ведь в конвой – всегда по двоеХодят с каждой стороны.
Я усталый для побега,Без еды и без ночлегаПо таежной целине,Нанесло на сердце снега,И еще свинцовей небо,Чем когда-то на войне.
Степь, как белая скатерть расстелена,Только снег, чем-то красным горит,То ли кровью вчерашних расстрелянных,То ли пайку клюют снегири.
Жизнь российская – не сахар,Будь ты пекарь, будь ты пахарь,С этой проклятой войной.Я не знал в штрафбате страха,Я добрался до Рейхстага,А теперь вот – за стеной.
На войне все было ясно:Жить до пули и фугаса,И ни шагу чтоб назад.Были мы штрафное мясо,Но горели из-под касокГневом русские глаза.
Степь, как белая скатерть расстелена…
Редок случай мой и странен —Не был я ни разу ранен,Кровью, бишь, не искупил.И теперь конвой заранееБез чинов нас бьет и званий,Чтоб забыли кто кем был.
Но напомнят особисты,На расстрел круты и быстры,Про неснятую вину.Снег в побег зовет искристый,Только бегать нету смысла,Коль в своем сидим плену.
Степь, как белая скатерть расстелена…
Я ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ…
Я вернулся с войны,Но вернулся один.Нам погоны даны,А иконы – другим.
Матерей и отцовОтрыдавшая грусть…Их молитвы без слов.Я учил наизусть.
Я, как все, не могуВсе забыть и простить,И родному врагуВсе грехи отпустить.
Я давно уж не тот,И Россия – не та.В моем сердце живетЛишь одна пустота.
Я вернулся с войныТелом, а не душой.Где легли пацаны,Там теперь дом родной.
Не кури так, отец,И не всхлипывай мать.Заперт сердца ларец,И ключей не сыскать.
По полям всё кружит и кружит воронье,Задыхаясь от ветра, я молитву свою возношу,И все громче мой черный ангел поет, —Это значит, что я за закат ухожу…
ВЕТЕРАН
Сидел на грязной мостовойВ пригожий майский деньСтарик, поникнув головой,В свою упершись тень.
Сидел с бутылкою в рукеСреди толпы – один.А на потертом пиджакеВдруг – орден – за Берлин.
Звенела новая листва,Шумела молодежь…Как гильзы, падали слова«Даешь Рейхстаг, даешь!»
Два пионера подошлиС участием в глазах,Подняли старика с земли,А он, хрипя, сказал:
«Эх, что-то мне нехорошо,Дороги не найду.Вот до Берлина я дошел —До дома не дойду».
Тот шепот, громкий как набат,Забыть мне не дано.В России брошенный солдатПил горькое вино.
Он шел, опершись на детей,Нетрезвый и святой.И дети, вместо костылей,Долг исполняли свой.
У нас ведь правды не найти,Пусть будет хоть такой:Кто до Берлина мог дойти,Не смог дойти домой.
ПОХОРОНКА
В безлюдной деревне – хозяином клен,Под ним приютилась избенка,И встал на пороге старик-почтальонС дрожащей в руке похоронкой.
Зайти не решаясь, хотя не впервойИз сумки ему приходилось,Как будто из сердца, нетвердой рукойБеду раздавать или милость.