Всё равно ведь, рано ль, поздно ль,Но слетит последний лист,Как и я, по жизни вдовольПокружившись, ляжет вниз.
* * *
В России беды потому,Что всяк свободу понимаетПо разуменью своему,А разуменья – не хватает.
У нас – кто главный, тот и прав,А кто не прав, в суде докажут,И часто можно, не украв,За воровство попасть под стражу.
А власть не то чтобы глупа,Но по-особому бездарна,Пытаясь в нас вдавить раба,Что я выдавливал исправно.
И остается только пить,Еще, наверное, молиться…Какой тебе, Россия, быть,Когда ты сможешь измениться?
Мне не дано тебя понять,А измеряют пусть другие…Пойду-ка я с тоски плясать,Как было в годы молодые.
Пусть сердце рвется журавлем,Белеют перья в пряди русой,А дни журчат, журчат ручьем,Вот только обмелело русло.
* * *
Тройка мчится, снег разметан,Да не слушает вожжей,А за каждым поворотомЛики каменных вождей.
Наша русская забава,Так с Крещенья повелось,Больше крови – больше славы,Уж прости меня, Христос.
Эта слава не истлела,Кровяной не высох след,Пьедесталим катов смело,А снести – отваги нет.
Коренник храпит и косит,То не снег пылит, а тлен,Чую, Русь опять заноситВ чей-то новый монумент.
Смотрят идолы незряче,Как буравят, – без очей,Мы по жертвам плачем, плачемПод надзором палачей.
* * *
Ранний снег убрал поляВ саван чистый, саван белыйШвом проходит колеяМне по жизни неумелой.
Словно кто-нибудь другойНа санях моих веселыхС бубенцами под дугойВ деревнях гулял и селах.
Словно кто-нибудь – не я —Расплескал любовь и удаль,В лес уходит колеяНо не полследа оттуда.
А с тех пор ущербных лунСтолько в небе поменялось,А с тех пор немало струнВ сердце звонком оборвалось.
Мне бы броситься в побегОт петли своей – на волю,Где примят санями снегПо проеханному полю.
Только чтоб обратно в дни,Где поэт я и повеса,Где мои глаза одниНе глядели в темень леса.
Где мы в студь и холодаБерегли надежд подснежник,А теперь я навсегдаНеприкаян и не нежен.
Вышел я, вдыхая зимь,Забуранило к закату,Чернотой сменилась синь,Как любовь тоской когда-то.
Вижу что-то на меже,Щурюсь я сквозь колкий слепень —Неужели мне ужеКем-то крест холодный слеплен?
Мне межи не миновать,Хоть ты как петляй в побеге,И остынет головаПо утру на белом снеге.
* * *
Русь разлита по озерам,По белесым небесам.То ли плачем, то ли стономЖуравли прощают нам.
Я стою на поле, с краю,С непокрытой головой,То ль грехи мне отпускают,То ль поют за упокой.
Жить у нас – нужна сноровка,Да чего-то за душой.А меня схоронят ловкоПод собак бездомных вой.
Гнет косяк, в закат врезаясь,Да вернется ль по весне?С ними песней попрощаюсь,Чтоб грустили обо мне.
Но одна грустить не будет,Только выпьет за поминДа скорее позабудет,Про огонь мой и про дым.
Будет мне совсем другаяПоправлять рукой венки…Я стою на поле, с краю,Боль хватая за виски.
Высень клин разрежет узкий,Да теперь уж все равно,Умереть до дна, по-русски,Только русскому дано.
* * *
Поспели травы на лугу,И воля рожью колосилась,Под яблонь белую пургуЛюбовь звездою закатилась.
Среди проселочных дорогПоэта сердца заплутало,Ты выйдешь ночью за порогМеня высматривать устало.
Но я за месяцем пойду,Что обливает желтью лиру,И если счастья не найду,Нарвусь на нож во тьме трактира.
Веселый смолкнет гармонист,Да кобели вовсю завоют,Когда под злой разбойный свистМеня дерюгою накроют.
А ты дождешься не меняВ пыли расстеленной дороги,И, колокольчиком звеня,На двор чужие въедут дроги.
Но острым светом серебраПо сердцу полоснет косою,Когда вдруг ночью со двораТы выйдешь к яблоням босою.
Навзрыд засветит в вышинеЛуна в шафрановой рубахе,Как по убитому по мне«За упокой…» начнут монахи.
И ты поймешь, глотая желтьСредь яблонь спелого дурмана,Что нелюбимым умеретьВсегда бывает слишком рано.