— О чем ты говоришь?
Как будто он не знает.
— Скажи, Анголос, — заговорила Джорджи, — сколько времени прошло со дня нашей свадьбы, когда ты начал жалеть, что женился на мне? Неделя... две?..
— Так мы ни к чему не придем, — заявил Анголос.
— Может, кто-то и пытался вразумить нас, но мы ведь никого не слушали, — пробормотала девушка тихо.
— Глупо возвращаться к прошлому каждые пять секунд. — Анголос посмотрел на нее. Джорджи стояла у стены, скрестив на груди свои изящные руки. — Ты выглядишь как ребенок.
Она продолжала раскачиваться на пятках, но тут он обеими руками облокотился на стену. Теперь Джорджи оказалась с ним лицом к лицу. Глаза их встретились. От его близости мысли ее превратились в кашу, колени дрожали. Собрав последнюю волю в кулак, она сказала:
— Я уже не ребенок, и у меня есть хорошее тому доказательство. — Не подумав, девушка приподняла майку, показав ему небольшой шрам, оставшийся на животе после родов.
— Мне это хорошо известно, Джорджетт. — Анголос сделал глубокий вдох и провел рукой по волосам. — Твое тело так же хорошо, как и мое.
Джорджи не поняла.
— Меня все еще влечет к тебе, — выдохнула она неожиданно для самой себя. Слышал ли он эти слова?
— Не знаю, почему ты согласилась уехать отсюда. Из-за меня или из-за чего-то еще. Но в Греции мой дом и когда-то, — добавил он, — там был и твой дом тоже. Я хочу, чтобы у моего сына была возможность выучить родной язык и полюбить Грецию, как люблю ее я.
— Твой дом никогда не был и моим тоже, — сказала Джорджи. — Я всегда была там нежеланной гостьей.
— Не говори глупостей!
Джорджи не стала спорить.
— Я не хочу жить в одном доме с твоей матерью и сестрой.
— Правда?
Джорджи поняла, что он воспринимает это как шутку. Если уж она согласна уехать с ним в Грецию, то ему придется играть по ее правилам.
— Я скажу по-другому. Я не буду жить в одном доме с твоей матерью и сестрой, — твердо заявила она.
Анголос пораженно смотрел на нее.
— Ты серьезно?
— Серьезней некуда.
— Ты хочешь, чтобы я выгнал их из собственного дома?
Джорджи твердо решила не отступать.
— Но ведь они не окажутся на улице? — Олимпии Константин принадлежала огромная вилла, а кроме того у нее был собственный дом в Афинах. — Что касается Саши, то, если ты наконец позволишь ей самой заботиться о себе вместо того, чтобы сюсюкаться...
— Она вышла замуж в прошлом году.
— Замечательно!
— Они поссорились и...
— ...она вернулась домой.
— А почему, собственно, она не может вернуться?
— Саша прекрасно знает, что, когда у нее возникнут проблемы, брат всегда бросится ей на помощь и спасет.
Он нахмурил брови.
— Неужели ты так не любишь мою семью?
Джорджи вздохнула.
— Мне нравится твоя семья, Аиголос. Это они не любят меня. Им вообще никто не понравится, кроме Сони.
—Что за бред! — воскликнул Анголос. В его голосе чувствовалось нарастающее раздражение.
— Они до сих пор думают, что вы помиритесь.
— Интересно. Мы развелись давным-давно. Кто знает, зачем мы вообще поженились?.. — добавил он скорее для себя.
— Да? Тогда почему же эта сексуальная красавица никак не может оставить тебя в покое?
— Ты что, завидовала ей?
Джорджи рассмеялась. Она не смогла сдержаться, услышав, с каким искренним удивлением он спросил ее об этом.
— Видимо, ты совсем ничего не понимаешь в таких делах! Конечно, я завидовала Соне. Какая жена не позавидовала бы ей?
— Та, у которой есть чувство собственного достоинства.
— Твоя бывшая жена сказала мне однажды, что я отношусь к разряду тихих семейных женушек. И что тебе как раз такая и нужна.
— Я уверен, что Соня ничего плохого под этим не подразумевала. Она всегда говорит первое, что придет в голову.
То, как Анголос бросился на защиту Сони, вызвало у Джорджи горькую усмешку.
Если бы он столь же пылко защищал меня... хотя бы наполовину.
— Даже когда я просила прислугу что-нибудь сделать, они сначала докладывали об этом твоей матери,
— Любопытно.
— И я терпела все это, наверное, потому, что была слишком молода и наивна. Но знаешь, что еще хуже? Соне они всегда подчинялись беспрекословно, а я в такие моменты чувствовала себя тенью... нет, я вообще чувствовала себя никем.
— Ты преувеличиваешь, — произнес Анголос, но Джорджи впервые заметила застывшую в его глазах неуверенность.