С Лопиталем они с ней кое-как разобрались, но на теореме Тейлора Катюху заклинило намертво. Она смотрела в формулы стеклянными глазами, послушно записывая их под Ромину диктовку, но, едва он замолкал, застывала с ручкой на весу и даже не пыталась продолжать самостоятельно. Рома взглянул на часы: время перевалило за половину одиннадцатого, и даже ему в столь поздний вечер матан давался с трудом. Катюха же уже так откровенно клевала носом, что Рома благоразумно предложил ей остановиться на достигнутом, но упрямая Сорокина затрясла головой, заявила, что не двинется с места, пока не разберется с темой, и потребовала дать ей какой-нибудь пример для решения.
— Только не подсказывай! — приказала она и зевнула. — Я должна сама!..
Рома пожал плечами, написал ей задачу попроще и оставил Катюху на кухне одну. Когда она заявилась к нему в гости, он уже почти выловил баг в игре и должен был закончить дело. Немного не то занятие, в котором он видел свое будущее, но за него давали неплохие деньги, а Роме сейчас было не до капризов. Счет за квартиру не оплачен, холодильник пустой — и только новый процессор радовал. Ну и Катюха на его кухне почему-то добавляла Роме хорошего настроения. На этом подъеме он и закончил работу в четверть часа — и только тут понял, что из кухни доносится негромкая мелодия. Очевидно, у Сорокиной звонил телефон, и столь же очевидно, что она не брала трубку. Заинтригованный, Рома прошел на кухню — и беззвучно рассмеялся. Катюха спала, положив руки на стол и пристроив на них голову, и вряд ли ее сейчас смогли бы поднять даже барабаны.
Роме тоже не хотелось ее будить. Он оперся спиной о стену, сложил руки на груди, да так и замер, глядя на Катюху с какой-то легкой светлой головой. Телефон на столе замолчал, однако спустя полминуты снова занялся резкой, неприятной музыкой. Не желая, чтобы он мешал Катюхе, Рома взял его со стола и мельком увидел в окошке имя звонившего. Строев. Да, Катюха верна себе.
Однако по всему выходило, что она не предупредила родителей о своем полуночном вояже и теперь родители вызванивали пропавшую дочь, пытаясь выяснить, где она и что с ней. И молчание было не лучшим решением в этом случае.
Телефон снова ненадолго замолчал, и Рома виновато взглянул на спящую Катюху. Разбудить ее казалось слишком безжалостным, и, когда трубка снова завибрировала в его руках, Рома глубоко вздохнул и приложил ее к уху.
— Добрый вечер, Константин Витальевич, — оборвал он разошедшегося было в возмущениях декана, не удосужившегося даже дождаться голоса ответчика. — Это Роман Давыдов. Катя сейчас не может ответить, но с ней все в порядке.
На мгновение Строев утих. Потом ожидаемо рявкнул:
— Где она?!
Рома закатил глаза. Где, спрашивается, она могла быть?
— Она у меня, — терпеливо объяснил он. Строев, очевидно, ждал продолжения, но не дождался. Приказал:
— Дай ей трубку!
Рома неслышно хмыкнул: именно этого он и не собирался делать.
— К сожалению, не могу. Она спит.
Зря он это сказал. Строев на том конце провода поперхнулся и зашипел:
— Что значит «спит»?
Интересно, а что в его представлении могло значить «спит»?
— Математику учила — и вырубилась, — раздраженно отозвался Рома. — Вы бы поменьше, что ли, задавали, Константин Витальевич. На кой их группе матан?
Такого заявления Строев явно не ожидал, потому что следом выдал:
— А не врешь?
Врет, конечно: Давыдов только и делает, что брешет на каждом углу.
— Приходите посмотрите, если хотите! — жестко предложил он. — Только завтра тогда ее не дергайте, у нее и так уже нервный тик от ваших проверок.