Сашка требовал у него эти восемь полтинников, а чтобы не хныкал, доверительно сообщил:
— Сегодня у нас мотоцикл будет! Понял?
И Юрка не устоял.
Восемьдесят семь да четыре — девяносто один. Маловато…
Сашка вышел на крыльцо, почесал в раздумье рыжеватые лохмы, прикинул время. Солнце еще продержится в небе часа три, но до заката надо было успеть в летный городок к старшему лейтенанту. Однако нужна десятка, а куда пойти? Деревня, разметавшаяся в огромном котловане, опоясанная мелкохвойным лесишком, настраивалась на вечерний лад. Дорога вот-вот запылит стадом, а ручей близ Сашкиного крыльца становился все слышней, по мере того как замирал дневной гомон. Вечерело.
— Юрка!
Парнишка вылетел из-за порога.
— Юрка, наноси воды. По полведра таскай, понял? Во-от. В котел тоже нальешь, что на печке, понял? Во-от. А печку затопишь попозже, как матери прийти. Спрячь от Петьки спички и посматривай, а я — мигом!
Сашка торопливо и боком, оглядываясь на Юрку, перебежал мосток, мимо гаража и механической мастерской пролетел к магазину. Не вовремя: много народу. Переждал самых языкастых баб и попросил у продавщицы десятку.
— На пиво, что ль, Сашка? — все-таки нашлась одна из очереди. — Аль Катька не дает?
— Да у меня денег побольше, чем у нее! Во-та! — Сашка выдернул правую руку из кармана и мельком показал деньги. Сверху торчала из кулака зеленая полсотка, а что там под ней мелькнуло веером, никто не разглядел, но всем показалось, что очень много. Продавщица еще помялась, но Сашка сказал:
— Большую покупку делаю. Тороплюсь.
И продавщица сдалась.
Еще от магазина он увидел, что с той стороны деревни, где у кривой сосны дорога поворачивала на заветную, на Любкину деревню, припыливала машина. Присмотрелся — грузовая, шла ходко, видно сквозная, на станцию. Он успел добежать и остановить машину.
— На станцию?
— В летный городок.
— Ох-х хорош-шо! — и перевалил через борт.
Ну, держись, старлей!
— Рожденный летать — ездить не может! — Жена старшего лейтенанта стояла поодаль, выдавая слова с прищуром и тонкой, беззлобной, впрочем, улыбкой. Когда минут пять назад Сашка выложил свои кровные сто пятьдесят, старлей и не взглянул на них, а жена даже не пересчитала, только отодвинула с краю к середине стола, да и то локтем, не вынимая руки из-под шали. Теперь вышла посмотреть.
Старший лейтенант говорил о мотоцикле тоже с иронической улыбкой, остроумно понося эту несовершенную технику, ввертывая при этом такие сложные технические термины, что Сашка подумал: нет этого, а нам и не надо, лишь бы заводился. Документы лежали в кармане. Бензин в баке был. Искра была, но мотор молчал. Летчик очень скоро определил, что Сашка немного имел дела с техникой, и озабоченно спросил:
— А права?
— Была бы машина — права будут.
Летчик почесал нос забинтованной рукой — след аварии на мотоцикле — и вручил Сашке техпаспорт. Всем хотелось скорее развязаться. Позвали любопытных. Сашка сел, и двое доброхотов разогнали мотоцикл. Большие обороты первой скорости сделали свое дело: мотоцикл прострелил какую-то преграду внутри своей утробины, схватил почаще, рявкнул и вырвался из рук толкачей.
«Вот оно!» — запело Сашкино сердце. Он закусил губу и впился в руль, как черт в новогрешную душу. Надо бы обернуться, хотя кивнуть людям, но он не мог: машина все еще была сильней его воли. Он с трудом определял скорость, газ, линию асфальта, боясь его середины и еще больше обочины, но — ехал! Как хорошо, что в армии он несколько раз катался на мотоцикле старшины-сверхсрочника… Теперь он ехал! Нет, никогда, даже в первый раз, он не ощущал такой радости и всевозрастающей мощи своей, оттого что в руках у него огромная тяжесть металла, подчиненная его воле. Да разве это не чудо, что холодный металл вдруг оживает, говорит, ревет и везет человека, куда он захочет. Сашка чувствовал сухим задом, как трясется под ним машина, напрягая при газе невидимые, как у человека, жилы. По ее артериям течет, как кровь, бензин. Разумно помигивают сигналы поворотов, а вот зайдет солнце — ударит фара снопом белого света…
На переезде дежурная подарила Сашке несколько секунд — подождала, пока он проскочит, и лишь потом закрыла переезд.
У станционного буфета, в соснячке, кучками разошлись любители пива. Очередь небольшая. Сашка остановил свои колеса, поставил на подножку и вразвалочку подошел к буфету. На два оставшихся полтинника он взял четыре больших и одну маленькую кружку. Выпил все пять одну за другой, взял на сдачу коробок спичек и потопал.