Подойдя ближе, я остановилась. Где-то за платформой проехал грузовик, и его фары на какое-то мгновение осветили вагон. Андрюс смотрел в одну точку, лицо у него было синее, разбитое. Глаза опухли. Рубашка вся в крови, губы рассечены.
Я присела подле него.
— Идти можешь?
— Немного, — ответил он.
Я выглянула посмотреть, чем заняты часовые. Они стояли кругом и курили в четырёх вагонах от нас. Я едва слышно постучала в пол возле туалетной дыры.
Выглянула Ворчливая. Её глаза с ужасом распахнулись.
— Со мной Андрюс. Его нужно посадить в поезд.
Она остолбенело смотрела на меня.
— Слышите? — прошептала я. — Его нужно затащить назад. Ну же!
Женщина спряталась. В вагоне послышалось какое-то движение, и я оглянулась на часовых. А после перебросила окровавленную руку Андрюса через плечо и обхватила его за пояс. Мы встали и осторожно направились к дверям. Седой мужчина высунулся и дал нам знак подождать. Андрюс повис на моём плече, у меня аж колени подогнулись. Я не знала, как долго смогу держать его на себе.
— Давайте! — сказал седой мужчина.
Я передала Андрюса ему, и он вместе с другими потащил его в вагон.
Я оглянулась на часовых. И стоило мне лишь пошевелиться, как они развернулись и направились ко мне. В отчаянии я не знала, куда спрятаться. Схватилась за дно вагона, упёрлась во что-то ногами и так и повисла под поездом. Топот ботинок приближался, приближался, и вот он уже возле колеса. Я закрыла глаза. Они говорили по-русски. Вспыхнула спичка, осветив ботинок часового. Они тихо разговаривали. Руки у меня дрожали, я судорожно цеплялась за дно вагона. «Скорее». Руки потели, держаться становилось всё тяжелее. «Уходите». Мои мышцы горели. Часовые всё болтали. «Пожалуйста». Я прикусила губу. «Проходите!» Где-то залаяла собака. Часовые двинулись в ту сторону.
Мама и седовласый мужчина затащили меня в вагон. Я ударилась об открытые двери, судорожно пытаясь отдышаться. Девочка с куклой приложила пальчик к губам и кивнула.
Я взглянула на Андрюса. Кровь запеклась возле его зубов и в уголках губ. Челюсть опухла. Я ненавидела их — и Советский Союз, и НКВД. Я посеяла в сердце зерно ненависти и поклялась, что оно вырастет в могущественное дерево, а корни его задушат их всех.
— Как они могли так поступить? — спросила я вслух и оглянулась по сторонам. Все молчали. Как мы можем защищать себя, когда все напуганы и боятся даже слово сказать?
Говорить должна я. Я всё запишу, зарисую. Я помогу папе найти нас.
Андрюс задвигал ногами. Я взглянула на него.
— Спасибо, — прошептал он.
15
Я вскинулась и проснулась рядом с Йонасом и Андрюсом. Двери вагона были закрыты. Люди начали паниковать.
Из двигателей со свистом вылетал пар.
— Пожалуйста, не двигайтесь без особой нужды, — попросила госпожа Грибас. — Нужно, чтобы всегда был доступ к туалету.
— Госпожа библиотекарша, вы нам сказку расскажете? — принялась просить девочка с куклой.
— Мама, — захныкал кто-то из малышей, — мне страшно. Включи свет!
— Ни у кого фонаря нет? — спросил кто-то.
— Ага, у меня в кармане ещё и обед из четырёх блюд имеется, — буркнул Лысый.
— Господин Сталас, — сказала мама, — пожалуйста, не нужно. Мы все стараемся, как можем.
— Девочка, — распорядился он, — выгляни вон в ту дыру и расскажи, что там видно.
Я прошла в переднюю часть вагона и подтянулась.
— Солнце встаёт, — сказала я.
— Сейчас нам не до поэзии, — заворчал Лысый. — Что там происходит?
Паровоз снова свистнул, затем клацнул.
— Энкавэдэшники идут с винтовками по поезду, — сказала я. — Ещё какие-то люди в тёмных костюмах смотрят на вагоны.
Мы почувствовали, как поезд дёрнулся и тронулся.
— Повсюду на платформе лежат какие-то вещи, — заметила я. — И много еды.
Люди застонали. Станция была такая жуткая, пустая, словно застывшая, и при этом усеянная остатками того хаоса, который не так давно там господствовал. Везде валялась обувь без пары, виднелся костыль, открытая дамская сумочка, осиротелый плюшевый мишка.
— Отъезжаем от станции, — сказала я и вытянула шею, чтобы посмотреть, что впереди. — Там люди, — рассказывала я дальше. — И священник. Он молится. Мужчина держит большое распятие.
Священник поднял взгляд, махнул кадильницей и перекрестил наш поезд, который катил мимо него.
Он пришёл проводить нас в последний путь.