Дети немного разбрелись, но охране, кажется, было всё равно. Энкавэдэшники ходили над вагонами, останавливаясь только для того, чтобы обозвать нас грязными свиньями и покричать, что мы без уважения относимся к поезду. Двигатель засвистел, готовясь отъезжать.
— Они сейчас за другими возвращаться будут, — сказал Андрюс.
— Думаешь? — спросил Йонас.
— Они не остановятся, — произнёс Андрюс, — пока не избавятся от всех нас.
24
Так прошло несколько часов, и солнце начало садиться. Осталось только две группы. Ворчливая топала ногами и орала, что из-за мамы наша группа кажется слабой и что сейчас нас всех, наверное, расстреляют.
— И пусть расстреливают, — заметил Лысый. — Я вам говорю, так даже лучше будет.
— Но они собирались сделать из нас рабов, — заметила госпожа Арвидас.
— От работы ещё никто не умирал, — обратилась Ворчливая к госпоже Арвидас. — Они, скорее всего, хотят, чтобы мы делали для них какую-то физическую работу, вот и всё. Поэтому первыми и забрали других — у нас ведь большинство выглядят слабыми. Я выросла в селе и руки испачкать не боюсь.
— Значит, мы выбираем вас, чтобы вы накопали всем нам корешков! — сказал Андрюс. — А теперь оставьте наших матерей в покое!
Мы с Йонасом лежали на траве и пытались размять затёкшие мышцы. К нам присоединился Андрюс, положил руки под голову и устремил взгляд в небо.
— У тебя уже лоб красный, — сказала я ему.
— Вот чего-чего, а обгореть я не боюсь, — ответил Андрюс. — Я не отворачиваюсь от охранников. Может, загорим, нас купят и погонят в советское рабство, как хочет та баба.
Йонас перевернулся на спину и лёг, как Андрюс.
— Только нам нужно держаться вместе. Папа сказал, что это важно.
— У меня нет выбора, кроме как оставаться с мамой. Удивительно, как у неё получилось аж сюда доехать вместе со мной, — сказал Андрюс, оглядываясь на свою мать. Госпожа Арвидас, покачиваясь, отгоняла от себя мух шёлковым платком. — Крепкой её не назовёшь.
— У тебя есть братья или сестры? — спросил Йонас.
— Нет, — ответил Андрюс. — Маме быть беременной не понравилось. А папа сказал, что раз уж родила сына, то больше им детей и не нужно.
— А мой папа говорил, что когда-нибудь у нас ещё будет братик или сестрёнка. Мне бы, наверное, хотелось всё-таки братика, — рассказывал Йонас. — А ты как считаешь, что сейчас происходит дома? Думают там о нас, задаются вопросом, что с нами случилось?
— Если и так, то спросить боятся, — ответил Андрюс.
— Но почему? И зачем нас забрали? — не понимал Йонас.
— Потому что мы в списке, — сказала я.
— А почему мы в списке? — спрашивал дальше Йонас.
— Из-за того, что папа работает в университете, — ответила я.
— Но ведь госпожа Раскунас тоже работает в университете, а её не забрали! — заметил Йонас.
Братик был прав. Госпожа Раскунас выглядывала из-за шторы, когда нас везли в ночь. Я видела, как она смотрела. Почему её семью не забрали? Почему они прятались за шторами, а не пытались защитить нас, не позволить нас вывезти? Папа бы так никогда не поступил.
— А вот чего Лысый в том списке — мне не понятно, — сказала я.
— Он ужасный.
— И жить ему не хочется, да? — произнёс Андрюс, глядя в небо.
— Знаете что? — сказал Андрюс. — Когда я вот так смотрю в небо, мне кажется, будто я лежу на траве дома, в Литве.
Что-то подобное могла бы сказать и мама — просто взять и добавить красок в чёрно-белую картинку.
— Смотрите, — продолжал Йонас, — это облако похоже на пушку.
— Вот бы она разнесла Советский Союз, — сказала я, проводя пальцами по траве. — Они этого заслуживают.
Андрюс повернул ко мне голову. Мне стало неловко от его долгого взгляда.
— Что такое?
— У тебя никогда рот не закрывается, — сказал он.
— Так и папа говорил. Лина, ты лучше поосторожнее, — заметил Йонас.
Дверь моей комнаты отворилась.
— Лина, я жду тебя в гостиной, — сказал папа.
— Зачем? — спросила я.
— В гостиной — НЕМЕДЛЕННО!
У папы раздувались ноздри. Он вышел из комнаты.
— Мама, что случилось?
— Лина, ты слышала, что сказал папа. Ступай в гостиную.
Мы пошли коридором.
— Ложись спать, Йонас, — велела мама, даже не глянув в сторону его комнаты.
Я оглянулась. Братик выглядывал из-за двери своей комнаты с широко распахнутыми глазами.