28
Мы въехали в местность с большим коллективным хозяйством. Группки ветхих избушек с одной комнатой представляли из себя убогое село. Тёплое солнце, судя по всему, явление здесь не частое. Все здания стояли перекошенные, а их помятые крыши свидетельствовали о суровой погоде.
Охранники велели нам вылезать из машины. Андрюс опустил голову и стал ближе к матери. Они принялись направлять нас к избушкам, которые, как я сначала подумала, должны быть нашими, но когда госпожа Грибас и госпожа Римас зашли в одну из них, оттуда выбежала какая-то женщина и начала спорить с охранниками.
— В этих избушках живут люди, — прошептал Йонас.
— Да, и очень вероятно, что нам придётся жить с ними, — сказала мама и притянула нас в свои объятия.
Мимо нас прошли две женщины с большими вёдрами воды.
Я не узнала в них никого из соседей по эшелону.
Нас пристроили к убогой хижине на далёком краю села. Её деревянные стены словно были выбриты многочисленными зимами со снегом и сильным ветром. Дверь оказалась кривой, рассохшейся и потрескавшейся. Сильный ветер мог поднять это жильё в воздух и разнести в щепки. Белокурый энкавэдэшник открыл дверь, крикнул что-то по-русски и затолкал нас внутрь. Приземистая алтайка, закутанная, словно капуста, побежала к двери и принялась кричать на охранника.
Мама повела нас в угол. Женщина развернулась и теперь закричала на нас. Рука, тонкая, словно соломинка, высунулась из-под платка, в который баба была завёрнута. Морщины превратили её широкое обветренное лицо в географическую карту.
— Что она говорит? — спросил Йонас.
— Что у неё нет места для грязных преступников, — ответила мама.
— Мы не преступники! — сказала я.
Женщина и дальше ругалась, размахивая руками, и плевала в пол.
— Она сумасшедшая? — задавался вопросом Йонас.
— Говорит, у неё на себя еды едва хватает и делиться с такими преступниками, как мы, она не собирается. — Мама отвернулась от хозяйки. — Ну а мы просто сложим свои вещи в этом уголке. Йонас, ставь свой чемодан.
Женщина схватила меня за волосы и дёрнула в попытке вытолкать за дверь.
Мама закричала на хозяйку по-русски. Отцепила её руку от моих волос, дала ей пощёчину и оттолкнула. Йонас пнул её по ноге. Алтайка посмотрела на нас узкими чёрными глазами. Мама ответила на этот взгляд. Тут хозяйка начала хохотать. Спросила о чём-то.
— Мы литовцы, — сказала мама сначала по-литовски, потом по-русски. Женщина принялась о чём-то трещать.
— Что она говорит? — спросила я.
— Говорит, что боевые люди — хорошие работники и что нам нужно платить ей за жилье.
Мама снова заговорила с алтайкой.
— Платить ей? За что? За то, чтобы жить в этой дыре, неизвестно где? — возмутилась я.
— Мы на Алтае, — сказала мама. — Здесь выращивают картошку и свеклу.
— Так здесь можно будет есть картошку? — оживился Йонас.
— Продукты выдают. Она говорит, что охранники присматривают за хозяйством и работниками, — объяснила мама.
Я вспомнила: папа рассказывал, как Сталин конфискует у селян землю, орудие труда, скот. Что он говорит им, какой они должны давать урожай и сколько им за это заплатят. Я думала, что это полный бред. Ну как Сталин может забирать то, что ему не принадлежит, то, что селяне всей семьёй зарабатывали всю жизнь? «Это коммунизм, Лина», — говорил папа.
Женщина кричала что-то маме, показывала пальцем и качала головой. А после и вовсе вышла из дома.
Мы оказались в колхозе — коллективном хозяйстве, и теперь я должна была выращивать свеклу.
А я терпеть не могла свеклу.
Карты и змеи
29
Избушка имела размеры примерно три на четыре метра. В уголке примостилась маленькая печь, вокруг которой стояли горшки и грязные банки. Возле печки под стеной лежал соломенный матрас. И никакой подушки, только старое стёганое одеяло. Два крошечных окошечка были сделаны из кусков стекла, слепленных чем-то между собой.
— Здесь ничего нет, — сказала я. — Ни раковины, ни стола, ни шкафа. Это она здесь спит? А мы где будем спать? А туалет где?
— И есть мы где будем? — спросил Йонас.
— Точно не знаю, — сказала мама, глядя на горшки. — Здесь всё грязное. Но ведь можно немного прибраться, не так ли?
— Ну, хорошо, что мы из того поезда вышли, — заметил Йонас.