— Ничего особенного, Лина. Ты уже все уроки сделала?
— Но ведь есть на то причина, почему она бесплатно дала мне хлеб! — не унималась я.
— Поверь, ничего такого мы не сделали. Просто нужно вести себя правильно, Лина, и не ждать за это благодарности или какого-то вознаграждения. Ну а теперь — возвращайся к домашнему заданию!
3
Такой же большой чемодан мама собрала и для Йонаса. Рядом с ним мой маленький, худенький брат казался ещё меньше; отклонившись назад, он еле поднял его двумя руками. Но на вес не жаловался и помощи не просил.
В доме послышалось, как бьётся стекло и фарфор, — что-то болезненно звякнуло, и эти звуки эхом разносились друг за другом. Мы нашли маму в столовой — она бросала на пол хрусталь и фарфор. На её лице блестели капли пота, а золотистые локоны спадали на глаза.
— Мама, нет! — закричал Йонас и побежал просто по осколкам, которые покрывали пол.
Я оттянула его, не дала схватить бокал.
— Мама, — спросила я, — зачем ты бьёшь такие красивые вещи?
Она замерла с фарфоровой чашкой в руке и посмотрела на нас.
— Потому что я их очень люблю! — Она бросила чашку на пол и тут же потянулась за следующей, даже не глядя на то, как разбилась предыдущая.
Йонас начал плакать.
— Не плачь, солнышко. Мы купим намного лучше.
Дверь открылась, и в дом вошли трое энкавэдэшников со штыками и винтовками.
— Что тут произошло? — глядя на битую посуду, потребовал объяснений высокий.
— Это случайно, — спокойно ответила мама.
— Уничтожаете государственную собственность! — взревел он.
Йонас притянул чемодан поближе, побаиваясь, что тот в любой момент может превратиться в «государственную собственность».
Мама посмотрела в зеркало в прихожей, чтобы привести волосы в порядок, и надела шляпку. Офицер НКВД толкнул её какой-то штукой в плечо так, что она ударилась лицом в зеркало.
— Буржуи, вечно зря тратите время. Сдалась тебе эта шляпа! — пробурчал он.
Мама встала и поправила одежду: разгладила юбку, ровно надела шляпку.
— Извините, — сухо ответила она офицеру, после чего поправила кудряшки и приколола на шляпку булавку с жемчужинкой.
Извините? Она в самом деле это сказала? Эти люди выгоняют её из дома посреди ночи, толкают — а она просит прощения? Потом она взяла то самое длинное серое пальто, и я вдруг всё поняла. Она играла с советскими офицерами — так аккуратно играют в карты, когда не уверены, что тебе сдадут в следующий раз. Перед моими глазами всплыла картинка, как она зашивала в подкладку драгоценности, документы и различные другие ценные вещи.
— Мне нужно в туалет, — сказала я, пытаясь отвлечь их внимание от мамы и её пальто.
— У тебя тридцать секунд!
Я заперла дверь и уставилась на своё отражение в зеркале. Я и представить себе не могла, как быстро всё изменится, померкнет. Если бы я только знала, то смотрела на себя дольше, чтобы запомнить. Ведь больше десяти лет после этого я не смотрелась в настоящее зеркало.
4
Фонари погасли. На улице стояла почти кромешная тьма. Офицеры шли за нами и подгоняли нас. Я увидела, как из-за штор в окне тихонько выглядывает госпожа Раскунас. Только заметив мой взгляд, она спряталась. Мама толкнула меня под локоть, чтобы я не поднимала головы. Йонасу тяжело было с чемоданом. Тот всё время бил моего братика по ногам.
— Давай! — скомандовал офицер по-русски. Быстро, всё время быстро.
Мы пересекли перекрёсток, направляясь к чему-то большому и тёмному. Это был грузовик, окружённый энкавэдэшниками. Мы подошли к задней части машины. Там люди сидели на своих вещах.
— Подсади меня, чтобы этого не сделали они, — быстро прошептала мне мама, дабы офицерам не представилось возможности притронуться к её пальто.
Я сделала, как она просила.
Офицеры забросили в кузов Йонаса. Он упал на пол, а сверху на него прилетел чемодан. Мне повезло больше — я не упала, но, когда оказалась в машине, какая-то женщина посмотрела на меня и закрыла рот рукой.
— Лина, милая, застегнись, — велела мама.
Я посмотрела вниз и увидела, что на мне ночная рубашка в цветочек. Лихорадочно разыскивая альбом, я забыла переодеться. Также я увидела высокую жилистую женщину с острым носом, она смотрела на Йонаса. Госпожа Грибас. Учительница из нашей школы, немолодая и незамужняя, одна из самых строгих. Узнала я ещё несколько человек: библиотекаршу, хозяина близлежащего отеля и нескольких мужчин, с которыми папа разговаривал на улице.