Лина, пожалуйста, нарисуй для меня тот домик в Ниде. Тёплые и солнечные воспоминания о лете помогут мне пережить холода до весны.
Пожалуйста, напиши, какие у тебя новости, о чём ты думаешь и что рисуешь.
Целую,
твоя двоюродная сестра
Йоанна»
— Он рассказывал мне о своём самолёте, — сказал Андрюс, показав на рисунок через моё плечо. А я и забыла о том самолёте.
Я кивнула:
— Он его очень любит.
— Можно взглянуть?
— Конечно.
Я дала ему альбом.
— Красиво, — сказал Андрюс. Его большой палец упирался в край альбома. — А ещё покажешь?
— Да, — ответила я, радуясь, что в альбоме ещё осталось несколько зарисовок, которые я пока не вырвала.
Андрюс перевернул страницу. Я сняла компресс из головы Йонаса и пошла охлаждать его в снегу. А когда вернулась, Андрюс разглядывал собственный портрет. Я нарисовала его, когда госпожа Римас получила письмо.
— Странный угол, — тихо засмеялся он.
Я села.
— Ну, ты же выше. Вот я так тебя видела. К тому же, было очень тесно!
— Значит, мои ноздри ты хорошо видела, — сказал он.
— Я смотрела на тебя снизу. А сейчас угол будет другой.
Я сидела, наблюдая за ним.
Андрюс взглянул на меня.
— Отсюда ты выглядишь иначе, — заметила я.
— Лучше или хуже? — спросил он.
Вернулись мама и сибирячка.
— Спасибо, Андрюс, — поблагодарила мама.
Он кивнул, наклонился к Йонасу и, что-то прошептав, ушёл.
Мы побросали листья в кипяток, и спустя время Йонас выпил отвар. Мама осталась сидеть возле него, я же легла, но уснуть не могла. Всякий раз, когда я закрывала глаза, перед ними появлялась картина «Крик» — только с моим лицом.
50
Йонас выздоравливал две недели. Ноги у него дрожали, когда он ходил, а говорил и вовсе почти шёпотом. Тем временем мы с мамой слабели. Ведь нам приходилось делить свои два хлебных пайка на троих, чтобы прокормить Йонаса. Поначалу, когда мы просили, люди делились тем, что имели. Но когда мороз стал глубже заползать в избушки, щедрость замораживалась. Однажды я увидела, как госпожа Грибас отвернулась и тут же запихала в рот весь свой паёк, только его получив. И я не могла её в этом винить. Мне часто хотелось поступить так же. С тех пор мы с мамой не просили еду у других.
Несмотря на все мольбы, энкавэдэшники продукты для Йонаса не давали. Мама даже разговаривала с командиром. Но тот только рассмеялся и сказал что-то такое, что на несколько дней расстроило маму. Продавать нам уже было нечего. Почти всё, что имели, мы выменяли у алтайцев на тёплую одежду. Подкладка маминого пальто обвисала, тонкая, как марля.
С приближением Рождества настроение у нас улучшалось. Мы ходили друг к другу в гости и вспоминали святки дома. Без конца говорили про Кучес — наш сочельник. Договорились, что Кучес будем праздновать в домике Лысого. Тот побурчал и согласился.
С закрытыми глазами мы слушали описания двенадцати вкусных блюд, по числу апостолов. Люди покачивались из стороны в сторону и кивали. Мама рассказывала про вкусное маковое молоко и клюквенный кисель. Госпожа Римас заплакала, когда услышала про вафли и традиционное рождественское пожелание: «Дай Бог нам всем собраться и в следующем году».
Охранники грелись водкой и работой. Часто они забывали проверить, что мы делаем, и не желали выходить на морозный, кусающий ветер. Каждый вечер мы собирались послушать новый рассказ о праздновании Рождества. Мы всё больше узнавали о друг друге, кто о чём мечтает, какие воспоминания бережёт. Мама настаивала на том, чтобы приглашать на святки и Ворчливую. Сказала, то, что она подписала тот документ, не значит, что она не скучает по дому. Падал снег, трещал мороз, но и труд, и холод были терпимы. Нам было чего ждать — маленького ритуала, который облегчал наши серые дни и тёмные ночи.
Я начала воровать дрова для печки. Мама всё время волновалась, но я заверяла её, что веду себя аккуратно, а энкавэдэшникам лень лишний раз выйти на холод. Как-то вечером я вышла из дома Лысого за дровами. Тихонько зашла за дом, а услышав какое-то движение, и вовсе замерла. Кто-то стоял в темноте. Крецкий? Моё сердце пропустило удар… А может, командир?
— Лина, это я, — раздался из темноты голос Андрюса. Он чиркнул спичкой и закурил: его лицо на мгновение осветилось.