Выбрать главу

— Мама! Лина! — махая руками, вопил он.

— Стойте! — закричала я и кинулась за ними.

Мама схватила офицера за одежду и заговорила с ним на русском языке — чётко и быстро. Он остановился и принялся её слушать. Мама стала говорить тише, спокойнее. Я ничего не понимала. Офицер дёрнул Йонаса на себя. Я схватила брата за другую руку. Он тихо рыдал, а плечи его дрожали. На штанах у него появилось большое мокрое пятно. Опустив голову, мой братик плакал.

Мама достала из кармана пачку рублей, осторожно показала её энкавэдэшнику. Он протянул руку и, дёрнув головой, сказал что-то маме. Она сорвала с шеи янтарный кулон и сунула в руку энкавэдэшнику. Но ему и этого, кажется, было мало. Тогда мама, продолжая говорить с ним по-русски, достала из пальто карманные часы. Я знала эти часы. Маме они достались от её отца, и на их золотой крышке с другой стороны было выгравировано его имя и фамилия. Офицер схватил часы и, отпустив Йонаса, принялся кричать на других людей.

Вы когда-нибудь задумывались о том, сколько стоит человеческая жизнь? В то утро жизнь моего брата оценили не дороже карманных часов.

8

— Всё хорошо, солнышко. У нас всё хорошо, — уверяла мама Йонаса, обнимая его и целуя в заплаканное лицо. — Правда, Лина? У нас всё в порядке.

— Правда, — тихо сказала я.

Йонас, всё ещё всхлипывая, закрыл руками мокрое пятно на штанах — ему было стыдно.

— Не волнуйся, дорогой. Переоденешь, — сказала мама, ступая впереди, чтобы закрыть его собой. — Линочка, дай, пожалуйста, брату пальто.

Я сняла своё пальто и передала его маме.

— Ты его совсем чуть-чуть поносишь.

— Мама, а зачем он хотел забрать меня? — спросил Йонас.

— Не знаю, ласточка. Но сейчас мы вместе.

Вместе. И теперь мы стоим на платформе посреди нехорошей суеты: я в ночной рубашке в цветочек, а мой брат в лёгком голубом пальто длиной почти до пола. Наверное, вид у нас был смешной и нелепый, но никто на нас и не взглянул.

— Госпожа Вилкас, скорее! — послышался гнусавый голос госпожи Грибас, учительницы. Она звала нас к себе. — Мы здесь. Быстрее, потому что людей разделяют!

Мама схватила Йонаса за руку.

— Идёмте, дети.

Мы пробирались сквозь толпу, словно лодка сквозь шторм, неуверенные, потонем или удержимся наплаву. Вдоль платформы, сколько мне было видно, стояли красные деревянные вагоны. Они были сколочены как попало и грязные — в таких разве что скот перевозить. К ним направлялись сотни литовцев с вещами.

Мама вела нас сквозь толпу, то подталкивая, то увлекая за плечи. Я видела побелевшие пальцы, которые сжимали ручки чемоданов. Какие-то люди стояли на коленях и, рыдая, пытались перевязать развалившиеся чемоданы верёвкой, а энкавэдэшники топтались по их вещах. Богатые селяне и их семьи несли головки сыра и вёдра, в которых плескалось молоко. Мимо нас прошёл какой-то малыш с колбасой длиной с него. Он уронил свою ношу, и она сразу же исчезла под ногами толпы. Какая-то женщина зацепила мою руку серебряным подсвечником, мимо пробежал мужчина с аккордеоном. Я подумала о красивых вещах, которые сейчас разбитые лежали на полу нашего дома…

— Быстрее! — крикнула госпожа Грибас, махая нам рукой. — Это семья Вилкас, — сказала она офицеру с записной книжкой. — Они в этом вагоне.

Мама остановилась перед вагоном и стала внимательно всматриваться в толпу. «Ну пожалуйста», — молил её взгляд. Она искала нашего отца.

— Мама, — прошептал Йонас, — это ведь вагоны для коров и свиней!

— Да, я знаю. Вот это приключение нас ожидает, не так ли?

Мама подсадила Йонаса в вагон, и тут я услышала плач младенца и стоны мужчины.

— Мамочка, нет! — сказала я. — Я с ними не хочу.

— Перестань, Лина. Им нужна наша помощь.

— А кто-то другой не может о них позаботиться? Нам ведь тоже помощь нужна.

— Мама! — Йонас беспокоился, что поезд может тронуться. — Вы же садитесь, да?

— Да, дорогой, садимся. Возьмёшь вон ту сумку? — Мама развернулась ко мне. — Линочка, у нас нет выбора. Если можешь, постарайся не пугать брата.

Госпожа Грибас протянула маме руки. А я? Мне ведь тоже страшно. Или это не важно? Папа, где же ты? Я оглянулась на платформу, где царил ужасный беспорядок. Мне хотелось бежать и бежать, куда глаза глядят, пока хватит сил. Я бы побежала к университету и стала искать там папу. Побежала бы домой. Просто побежала бы — и всё.

— Лина! — Теперь мама стояла передо мной и взяла меня за подбородок. — Я понимаю. Это ужасно, — прошептала она. — Но мы должны держаться вместе. Это очень важно.