Выбрать главу

«Привет, Лина. Ты уже добралась до страницы 278. Очень хорошо!»

Я тихо ахнула, потом сделала вид, что зачиталась. Посмотрела на почерк Андрюса, провела пальцем по продолговатым буквам своего имени. Может, он ещё что-то написал? Я понимала, что мне нужно читать дальше, но не могла дождаться, поэтому принялась аккуратно листать страницы в поисках надписей.

Трёхсотая страница: «Ты правда до страницы 300 дочитала или уже просто так листаешь?»

Я едва сдержала смех.

Триста двадцать вторая страница: «Ну и нудный же этот «Домби и сын». Вот согласись».

Триста шестьдесят четвёртая страница: «Я о тебе думаю».

Четыреста двенадцатая страница: «А ты обо мне думаешь?»

Я закрыла глаза.

Да, я о тебе думаю. С днём рождения, Андрюс.

77

Стояла середина декабря. Мы были в пасти зимы. Повторитель обморозил пальцы и нос. Их кончики сморщились и почернели, а кончик носа и вовсе взялся какими-то серыми грудками.

Мы кутались во всё тряпьё, которое попадалось нам под руку. Обматывали ноги выброшенными на берег рыбацкими сетями. В юрте все ругались и действовали друг другу на нервы.

Начали умирать маленькие дети. Мама понесла свой паёк голодному мальчику.

Но он уже был мёртв, его ручка так и лежала протянутой в ожидании куска хлеба. В лагере не было ни врача, ни медсестры, только один эстонец-ветеринар. Мы полагались на него. Он старался как мог, но условия были антисанитарные, а лекарства отсутствовали.

Иванов и энкавэдэшники в юрты и вовсе не заходили. Они кричали нам оставлять мёртвых за дверью.

— Вы грязные свиньи. Живёте в грязи — вот и умираете.

В лагере появились дизентерия, тиф и цинга. На открытых язвах кишели вши. Как-то вечером один из финнов, что рубил дрова, отошёл по нужде. Позже его нашла Янина: он висел на столбе. Повесился на рыбацкой сетке.

За дровами нужно было ходить всё дальше и дальше. Мы отошли на почти пять километров от лагеря. В конце дня ко мне подошла Янина и обняла меня.

— Ляля мне кое-что показала, — сказала она.

— Что же? — спросила я, запихивая в карманы веточки для печки и на кисточки.

Янина посмотрела по сторонам.

— Иди, покажу.

Она взяла меня за руку и повела по снегу. Показала на что-то рукавицей.

— Что там? — спросила я, присматриваясь к снегу.

— Тихо… — Она потащила меня ближе и показала.

И я увидела. На снегу лежала большая сова. Её белые перья так сливались со снегом, что я не сразу её заметила. Тело у неё было длиной сантиметров с шестьдесят. У большой хищницы оказались маленькие коричневые крапинки на голове и туловище.

— Она спит? — спросила Янина.

— Мне кажется, она мертва, — ответила я.

Я достала из кармана палочку и потормошила её за крыло. Сова не пошевелилась.

— Да, мертва.

— Как думаешь, её можно съесть? — спросила Янина.

Поначалу я была в шоке. А затем представила её пухлую тушку, которая жарится над нашей бочкой, словно цыплёнок. Я снова потормошила сову, после чего взяла её за крыло и потащила. Тяжёлая, но по снегу скользит.

— Нет! Волочить нельзя. Энкавэдэшники увидят и заберут, — сказала Янина. — Спрячь под одежду.

— Янина, сова ведь огромная. Она туда не поместится.

От мысли о мёртвой сове под пальто меня передёрнуло.

— Но я хочу есть, — заплакала Янина. — Пожалуйста. Я тебя впереди буду заслонять. Никто не увидит.

Я тоже хотела есть. И мама. И Йонас. Я склонилась над совой и попыталась прижать её крылья к туловищу. Они оказались твёрдыми. Морда у неё была острая, угрожающая. Я не представляла, как смогу прижать её к своему телу. Я взглянула на Янину, и девочка, выпучив глаза, кивнула.

Я осмотрелась.

— Расстегни мне пальто.

Её маленькие ручки принялись за дело.

Я подняла мёртвую хищницу и приложила к своей груди. По моему телу прокатилась дрожь отвращения и страха.

— А теперь быстренько застегни.

Пальто не застёгивалось. Очень уж большой оказалась сова. Борты на мне едва сходились.

— Переверни, чтобы морда не торчала, — сказала Янина. — Всё равно она такого же цвета, как и снег. Идём, скорее.

Скорее? Как я пройду пять километров, беременная мёртвой совой, так, чтобы не заметили энкавэдэшники?

— Янина, не спеши. Я так быстро не могу. Она очень большая. — Изогнутый клюв колол меня в грудь. Мёртвая сова была жуткой. Но мне так хотелось есть!

Другие депортированные с удивлением взглянули на меня.

— У нас мамы болеют. Им нужно есть. Поможете нам? — объяснила Янина.