— Спать со мной?
— Ты обещал не говорить об этом, — поспешно напомнила она.
— Я сказал, что мы будем говорить о Таиланде.
— Я думала, ты имеешь в виду…
— Пагоды и рисовые поля? Вовсе нет. А как насчет того, чтобы по-вспоминать, как ты таяла в моих объятиях, как страстно подставляла мне губы, когда я тебя целовал? Или то, как нежно ты проводила рукой по моей груди, когда возбуждалась, вниз к животу и еще ниже к…
— Замолчи! — Лицо ее пылало, а глаза уткнулись в белую скатерть. Пальцы Эбигейл вцепились в край стола. — Замолчи, или и уйду прямо сейчас.
Официант выбрал не самый лучший момент, чтобы подойти к ним с подносом, на котором нес нарезанный тонкими ломтиками сыр и гроздья черного винограда. У нее было искушение вырвать это блюдо и швырнуть его на пол, а потом встать и уйти, но выработанная привычка вести себя на людях достойно пересилила, и она напряженно замерла на своем стуле, пока официант вновь не оставил их наедине.
Возможно, Итан понял, что переступил границы.
— Какой сыр тебе больше по вкусу? — спросил он. — Здесь несколько сортов…
— Мне все равно. — Все еще не в силах отделаться от тех эротических картин, которые он вызвал в ее памяти, она обнаружила, что руками держится за край стола. Разжав пальцы, Эбигейл мотнула головой. — Я не хочу больше есть.
Итан намазал немного сыра на печенье и протянул ей.
— Правда? Ты уверена?
Она еще более упрямо замотала головой. Пожав плечами, он сам начал есть печенье, запивая его большими глотками вина. Потом спросил:
— А когда ты ушла из школы? Что было потом?
— Я жила с теткой Маризой, пока не поступила в университет, но спустя год бросила его и перебралась в Кингстон.
— Почему?
— Думала, что здесь мне легче будет найти работу.
— А зачем ты бросила университет?
— По тысяче причин. — Эбигейл механически протянула руку к кисти винограда и оторвала одну ягодку. — Я не видела особого смысла во всем этом, хотя учеба давалась мне легко.
— А что еще?
— Я чувствовала себя немного не в своей тарелке, живя с тетей Маризой. У нее никогда не было детей, и мне казалось, что я нарушаю ее привычный образ жизни. Пожалуй, глупо было с ее стороны вешать себе на шею отпрыска своей сестры. Но она и слышать не хотела о том, чтобы я жила в общежитии или сняла квартиру.
— Она никогда не была замужем?
— Нет. — Эбигейл посмотрела на него, рассеянно перекатывая в руках виноградину. — Нет, но у нее долгое время был… близкий друг — известный политический деятель. Он был женат. Мое постоянное присутствие в доме слишком нервировало его. Они делали вид, что просто друзья, но не составляло никакого труда обнаружить правду.
— Ты, должно быть, тосковала… по своей семье. По родителям.
Горло у нее неожиданно сжалось. Эбигейл кивнула и, чтобы сделать естественным наступившее затем молчание, бросила виноградину в рот. Ягода была без косточек и очень сладкой.
Итан спросил:
— Ты была единственным ребенком? За исключением… я имею в виду, у твоей матери?
— Да.
Эбигейл поколебалась немного, но так и не сказала, что даже не помнит своего отца, который ушел от матери, когда ей не было еще и трех лет, а потом уехал куда-то далеко. Были разговоры, что надо бы найти его, когда мать погибла, но следы его затерялись. Эбигейл исполнилось семь лет, когда ее мать встретила отца Ванессы, добродушного человека с приветливым лицом. Он по-отцовски отнесся к Эбигейл, полюбил ее, как родную дочь, а она по-настоящему привязалась к своей сводной сестре.
Несмотря на разницу в возрасте и то обстоятельство, что Ванесса жила отдельно, делая, хоть и без особого успеха, карьеру манекенщицы, сводная сестра Эбигейл быстро завоевала ее восхищение. Приезжая время от времени домой, та всегда привозила подарки для Эбигейл — часто это были образцы новой модной одежды, шляпки, перчатки, сумочки.
Всякий раз Ванесса убеждала ее выпрямить плечи и прекратить скрывать свой истинный рост, говоря, что у нее есть данные, чтобы стать моделью. Л когда Эбигейл горько смеялась в ответ, она говорила:
— Я не шучу. Пройдет несколько лет, и с такими ногами, с такими огромными глазами ты будешь иметь бешеный успех на подиуме. Я ручаюсь. Конечно, тебе надо выровнять зубы, но это ведь не проблема.
Ванесса так и не увидела, как из долговязой девочки она превратилась в девушку, а потом и в стройную молодую женщину, и хотя у Эбигейл так и не появилось стремления стать моделью, она была благодарна сводной сестре за то, что та пробудила в ней уверенность в себе и развила чувство стиля.
— И ты сбежала в Кингстон? — спросил Итан, напомнив ей, на чем они кончили разговор.
— Никуда я не сбегала. Я просто уехала.
— А что твоя тетушка сказала по этому поводу?
— Ничего. Она, должно быть, вздохнула с облегчением. Мне кажется, она чувствовала себя преисполненной гордости за то, что выполнила свой долг в отношении меня. А если бы я ушла от нее, но осталась жить в том же городе, это выглядело бы так, будто она не смогла обеспечить мне достойную жизнь. А тетушка Мариза терпеть не могла делать что- либо иначе, как на пределе совершенства.
— Однако она не была такой уж совершенной заменой родителям.
— Она сделала все, что могла. Не ее вина, что она была завалена работой. Даже если бы она и пыталась, все равно никто не смог бы заменить мне мать.
Итан сочувственно кивнул.
— Мне посчастливилось больше — мои мать с отцом еще живы и здоровы. И я представить себе не могу, чтобы называть матерью или отцом кого-то другого.
— Мой отчим был ко мне очень добр, — сказала Эбигейл. — Я называла его папой, потому что не знала родного отца. — Она снова оторвала от грозди винограда одну ягоду. Слишком много рассказывает она Итану, подумала Эбигейл. Ей не хотелось, чтобы он лез в ее жизнь, и самой не нужно было знать о нем больше, чем она уже знала. Она не станет в свою очередь задавать ему те же вопросы.
— Я и представить себе не могу, что значит быть единственным ребенком в семье, — сказал Итан, словно угадав ее мысли. — Мои братья и сестры для меня очень дороги.
— А мне была дорога Ванесса, — отвечала Эбигейл. — Пусть мы и не были родными сестрами, она была самым близким мне человеком.
— Понимаю, — вздохнул Итан. — Но ты действительно хорошо ее знала?
— Достаточно. — Эбигейл враждебно посмотрела на него. — Ее отец был женат на моей матери шесть лет. Она всегда обращалась со мной как с младшей сестренкой. Я была на ее бракосочетании. Одетая в небесно- голубой шелк, с короной из цветов на голове, Эбигейл так гордилась честью возглавлять процессию в храме, идя рядом с Ванессой, которая была совершенно неотразима в белоснежном подвенечном платье, выписанном для нее женихом из известного европейского дома моды.
— Она рано вышла замуж, — сказал Итан. Кусок сыра позабытым лежал у него на тарелке.
— Ей был тогда двадцать один год.
Итан глянул на нее с явным удивлением.
— Я думал, что она была даже моложе.
— С чего ты это взял?
— Ванесса мне сказала, — ответил Итан.
— Ты, должно быть, неверно ее понял.
Последовало непродолжительное молчание.
— Мел, очевидно, был значительно старше ее?
— Он имел преимущество перед ней.
Итан поднял бровь.
— Имел преимущество?
Глаза Эбигейл предостерегающе сверкнули.
— Мы не собирались это обсуждать.
— И не стали бы, если бы ты сама не начала, — напомнил он. — Так какое же Мел имел преимущество?
Она нехотя стала отвечать, припоминая доверительные беседы, которые Ванесса вела с ней в то давно ушедшее лето:
— Он был богат, задаривал дорогими подарками, знакомил с известными и высокопоставленными людьми, возил в разные сказочные места. Она была слишком молода, чтобы не поддаться всем этим искушениям. Мы сами не считались бедными, но отчим был всего лишь менеджер средней руки, а мать большую часть жизни проработала за прилавком магазина. Ванесса не привыкла жить среди людей, которые могут швырять деньги направо и налево, пока не повстречалась с Мелом во время показа моделей.