Фу-у, теперь можно и в ресторан. По пути Шульц славно подколол Светочку, заведя умный разговор о переименовании Питера. Легко шпаря датами, она оттарабанила:
– Август четырнадцатого – Петроград, январь двадцать четвертого, после смерти Ленина, по просьбам трудящихся – Ленинград, июнь девяносто первого – Санкт-Петербург.
Тут же брови герра Шульца недоуменно поползли вверх:
– Вы ошибаетесь, фрау Светлана, Ленин не умер (в двадцать четвертом!
На секунду растерявшись, Светочка сделала то, Чего не делала практически никогда:
– Гена! – обратилась она к шоферу. – Когда у? нас Ленин умер? В двадцать четвертом?
– В двадцать четвертом, – обиженно подтвердил тот.
– Извините, герр Шульц, – с достоинством заявила Светочка. – Он таки умер в двадцать четвертом!
– Как же так! – не унимался “дойч”.
И тут только на его лице Света заметила следы жирненькой иронии. На ужасном русском, заученно, как считалку, герр выпалил:
– Ленин ЖЬИЛ, Ленин ЖЬИВ, Ленин бюдет ЖЬИТЬ!
Машина Виталия уже стояла около “Европы”. Рядом скромно притулился серенький “опелек” охраны. Шоферы сидят, как восковые. Однажды Виталий крупно разругался со Светкой из-за дурацкой шутки. Заканчивался ужасно милый вечер (французов, кажется, на охоту возили), вот она и решила напоследок немножко пошалить. Подошла как раз к этому водиле и быстро провела рукой перед глазами. Тот, гад, даже не моргнул. А Виталий при людях обозвал ее дурындой. Двое суток не разговаривали.
Какой все-таки славный ресторан! Хорошо, что Виталий тоже предпочитает его другим городским забегаловкам. Швейцар на входе (ну и чутье у ребят! Специально их, что ли, натаскивают?) мягко, баском: “Guten Abend!” И дверку отворит – ни на секундочку не замешкается! А шеф, похоже, не в духе. Из-за того, что опоздали, что ли? Пока гости посещали уборную, подошел. Глянул зверем:
– Чукча, ты что, журнал “Работница” выписываешь?
Здрасьте! Выходит, оделась неправильно? Я ж с тобой, солнце, все согласовывала! Что еще не так?
– Ты бы еще тулуп надела! – Угу, это про норковую пелерину.
Темнота, какая тебе “Работница”! Это из последнего “VOGUE”! Ладно, можно и снять. Грубиян, чуть с платьем не содрал, сунул Бритому в руки:
– В машину.
– Ну, все? Может, поцелуешь все-таки любимую женщину? Нет, не угомонился.
– Я тебя тысячу раз предупреждал: Чтобы. Я. Никогда. Больше. На. Тебе. Эти. Туфли. Не. Видел. Я сюда прихожу с солидными людьми. И я не позволю, чтобы меня принимали за деревенского лоха, который только что снял тебя в баре.
Все врет. Да разденься Светочка сейчас хоть догола, никому и в голову не придет принять ее за проститутку.
Что ты бесишься, милый, это же твоя собственная школа. Сколько лет ты из меня это самое выбивал! И сам знаешь, что вполне успешно. Твой же партнер Шамон Коган, большой дока в таких вещах, однажды признался, вкусно картавя:
– Вы, Светлана, фантастическая женщина. К'асота, ум, воспитание, но я ско'ей и п'едставлю себя в постели с Вене'ой Милосской, чем с вами. Вы вся – где-то там...
И помахал волосатой лапкой над лысой головой.
Ладно, Виталик, у всех свои бзики. Ты не выносишь туфли на высоком каблуке, ну и фиг с тобой. Светочка обворожительно улыбнулась подходившим уже немцам. Обиды надо глотать целиком, не жуя. Дольше переваривается? Так зато и вкуса не почувствуешь.
Даже теперь настроение нельзя назвать испорченным. Так, чуть-чуть грустное, чуть-чуть задумчивое. Это даже к лицу.
Все расселись за огромным круглым столом. Ах, как Светочка любит эту, как говорил Винни-Пух, “специальную минуточку”, когда можно не спеша побродить по меню. Сколько лет тренировок понадобилось для того, чтобы делать это спокойно, не стесняясь стоящего рядом официанта! Рыбу-луну она отвергла сразу. У экскурсовода в Киото узкие японские глаза на минуту стали круглыми, когда он рассказывал о жертвах кулинарной ошибки при приготовлении экзотической рыбы. На фиг, на фиг, береженого Бог бережет. Решив немного отыграться за трюк с Лениным, Светочка усиленно уговаривала Шульца заказать блины. Немного наберется в мире виртуозов, способных управиться ножом и вилкой с русскими блинами, пускай толстенький помучается. “С икрой, герр Шульц, обязательно с икрой!” Завершилось все торжественным ритуалом выбора вин. Мэтр на специальной тарелочке поднес Виталию пробку из только что открытой бутылки. Тот с умным видом понюхал. Важно кивнул. Сыграл шеф, просто хорошо сыграл. Не разбирается наш суровый деспот в винах, увы. Предпочитает водку, Вальвадос. Терпит коньяк. Не выносит виски, ром, текилу. В последнее время редко употребляет столь любимый ранее крымский портвейн.
За соседним столом шумно рассаживалась компания из трех человек. Двое жирных турков – еще в холле их заметила, орут как на базаре – и девочка, явно из местных. Зайчик эдакий, пусечка ухоженная, белочка крашеная. Очень, очень недурна. Правильно, в хороший отель кого попало не пустят. Держу пари, она здесь на ставке. Виталий тоже заметил, буркнул еле слышно:
– Фигня. У нее ноги кривые.
Подлизывается. Чувствует, что “дойчи” довольны.
Ну да мы люди не гордые, прощаем.
С блинами случился облом: принесли какие-то крохотные оладьи. Светочка позволила себе наморщить носик. Не-ет, эт-то не блины! Вот бабушка моя вам бы показала! Представьте себе: стол. Скатерка хрустящая. Куча тарелочек, соусников, мисочек – и икорка там, и селедочка, и семга (Виталенька, как будет “семга” по-немецки?), и яичко вареное, мелко накрошенное, сметана – ложка в ней стоит. Посередине – графинчик запотевший. Ждем. Дед уже три раза салфетку развернул и снова сложил. И вот наконец бабушка, тетя Влада и Катя вносят ИХ. Огромные стопки горячих, масленых, в дырочку БЛИНОВ. А не этой ерунды. Это, извините, недоразумение какое-то, а не шедевр русской кухни!
Светочкина речь завершилась громом аплодисментов.
– Браво, Сиропчик, аудитория у твоих ног! – Виталий доволен.
Германн что-то пошептал мэтру, быстренько приволокли огромный букет хризантем. Пять роскошных лиловых папах на полутораметровых стеблях. Классно.