Я отцепил крючок, и Тетушка Соффен спустила меня на землю.
После кофе с пирожными мы ее потеряли. И никак не могли отыскать. Тетушка Соффен пропала с концами. Где мы только не искали! Может, она провалилась в дырку нужника? Лежала бездыханная на дне колодца? Спряталась в рододендроне в надежде найти там немножко пыли, которую надо истребить? Заблудилась? Но при той скорости, с какой обычно передвигалась Соффен, она вряд ли могла уйти очень уж далеко. Будет что рассказать маме. Трех оставшихся Тетушек пробрала дрожь, вроде как вспышка недомогания. Мы внимательно осмотрели сад – тщетно. Зажгли в полумраке фонарики, обыскали все вдоль забора – опять-таки тщетно. Звали – тоже без толку. Она ведь глухая. Разве нет? Я заглянул под лестницей в большую бельевую корзину, где хватило бы места по меньшей мере нескольким Соффен. Но ее и там не оказалось, только старая ветровка, три подушки, передник, моль и пачка комиксов, которые давно пора выбросить: «Дикий Запад», «Даффи», «Утенок Дональд» и «Классики в картинках». В десять часов мы прекратили поиски. Оставались лишь Армия спасения да Красный Крест. Тетушка Эмилия впала в суеверие и заговорила о том, что бе́ды боятся одиночества. Не приходят по одной. Слишком они трусливы. Сперва твой папа, а теперь наша Соффен. Берегитесь! Господь нынче вечером коварен!
– Выходи, Соффен!
В конце концов нашел ее я. Она просто сидела в моей комнате за письменным столом, скрюченная, как скобка. Мне бы следовало рассердиться, ведь непосвященным доступ сюда строго воспрещен, но я не смог. Кто может рассердиться на Тетушку Соффен? Только не я.
– Вот ты где, оказывается, – сказал я.
– Как видишь, Кристиан. Здесь, наверху, такая чудесная тишина.
– Мы тебя искали.
– И совершенно напрасно. Я же здесь.
Я удивился. Что-то тут не так. Мозги у меня вроде как забуксовали. Я шагнул ближе:
– Тетушка Соффен!
– Да? В чем дело?
– По-моему, ты забыла слуховой рожок.
– Из-за этого вовсе незачем кричать!
Она с улыбкой обернулась ко мне.
– Я ни словечка не скажу, – прошептал я.
– Сядь, Кристиан.
Я сел на кровать. Тетушка Соффен. Кривым морщинистым пальцем она указала на лист, вставленный в машинку:
– Что это?
– Заголовок стихотворения, которое я напишу.
– Так я и думала.
– Я не особенно продвинулся.
– У тебя времени полно, Кристиан.
– Вовсе нет. Времени у меня в обрез. Через шестнадцать дней они прилунятся.
– У тебя вся жизнь впереди, Фундер, Умник. Не беспокойся о том, что у других нет времени. Посмотри на меня. Времени у меня сколько угодно.
Я толком не понял, утешение ли это, но все равно было замечательно разговаривать с Тетушкой Соффен без слухового рожка. Скрюченный палец наставился в мою сторону и почему-то напомнил мне мою ногу. Вздумай я указать на кого-нибудь правой ногой, у меня как следует не получится.
– Осенью ты идешь в гимназию, – сказала она.
– Верно.
– Какую линию ты выбрал? Полагаю, латинскую?
– Латинской линии, по-моему, больше не существует, тетушка Соффен. Иначе бы я, конечно, выбрал ее.
– Тогда у тебя только один вариант, Кристиан. Французская! Решено.
– Французская? Почему?
– Почему? Господи, мальчик! Тебе наверняка нужен слуховой рожок.
– Да ладно. Что я на сей раз прослушал?
– Французский – родной язык поэзии. Бодлер. Рембо. Де Голль. И все прочие как их там.
– По-моему, де Голль – президент. И генерал.
Тетушка Соффен покачала головой и встала. Мне пришлось немного ей помочь. Стоя она была ниже, чем сидя.
– Я политикой не интересуюсь. Да и ты тоже. Пирожные еще остались, Умник?
Да, я любил этих Тетушек и твердо верил, что они вообще не рождались. Они просто-напросто ненастоящие. Сошли с небес уже как готовые Тетушки. Если астронавты сумеют прилуниться, то, очень может быть, обнаружат там родное гнездо Тетушек.
Но они утомляли. Завладевали тобой, владели тобой, пока находились здесь. И воскресным утром я измученный сидел на балконе, с биноклем и стаканом молока, меж тем как Тетушки поднимали флаг, сокрушаясь насчет облезлого флагштока, а в особенности насчет неряшливого и ленивого бездельника, который пальцем не пошевелил, чтобы помочь четырем беспомощным Тетушкам, – то бишь насчет меня. Тут я услыхал шаги и воспрянул духом. Мама сменит меня. Я могу сдать пост. Но это была не мама. Я посмотрел в бинокль – подружка Лисбет, Хайди. Она закрыла за собой калитку и пошла по узкой дорожке. Я прибавил увеличения. На ней были шорты в обтяжку, с бахромой, наверняка она сама обрезала джинсы. Я даже видел пупок, потому что белая футболка у нее была совсем коротенькая. Я слегка обалдел. Что она здесь делает? Конечно, надо бы выйти ей навстречу, но я словно прилип к стулу. Зато Тетушки побросали все, что держали в руках, то бишь флаг, и внезапно очутились подле меня. Точь-в-точь как шмели, только гудели куда громче.