Чаю надо попить.
Народ уже кучковался в чайной комнате, жадно поглядывая на пакет с бутербродами. Золотая все-таки жена у нашего завлаба. Каждый день заботливо заворачивает в кальку шесть бутербродов с сыром, посыпанных мелко накрошенной зеленью, то ли рассчитывая на аппетит Александра Иосифовича, то ли догадываясь, что шесть на двенадцать легче делить… В особо удачные дни, если Дуденков с Кружанской не успевают поссориться до обеда, они прогуливаются до ближайшей кулинарии и покупают огромный кусок пирога с творогом. Сегодня, кажется, уже успели поцапаться. Саши не видно, Лена нервно листает справочник. Ну и грохот! В комнате Дуденкова что-то шарахнуло, аж стаканы на столе звякнули и штукатурка посыпалась. Наверняка ничего страшного, нужно просто знать Сашу: если у него до вечера ничего не взорвалось, рабочий день, считай, потерян. Точно, стоит целый и невредимый посреди комнаты, клочки фольги, как конфетти, сверху сыплются, физиономия довольная:
– Классная штука – азид калия!
За чаем Игорь почти совсем отошел от гнусных мыслей по поводу вчерашней жалобы. Расслабился, прихлебывая крепчайший «Липтон» (лет десять назад полпачки грузинского в колбу насыпали), с удовольствием прислушивался к традиционной пикировке Дуденков – Кружанская. Неразлучная парочка всегда имела два самостоятельных и различных мнения по любому вопросу. Деликатнейший Александр Иосифович называл их Тяни-Толкай.
– Этот гад утащил у меня из сумки книжку Руфь Диксон, всю ее прочитал и теперь постоянно меня подкалывает! Я вот собиралась покупать черную кружевную комбинашку, а теперь не куплю!
Старший научный сотрудник Альбина (которую в лаборатории ласково называют то «горем в перьях», то «чудом луковым») настолько заинтересовалась, что даже перестала ковырять в зубах:
– Что, что это за книжка?
– Да старье. «Как стать чувственной женщиной». Олег Дмитриевич из ВЦ распечатал и притащил. У нас уже все давно прочитали.
– А можно мне?
Дуденков неприлично заржал. Неизвестно, что он подумал, но вот Игорь очень живо представил себе Альбину раскинувшейся на покрытой леопардовыми шкурами круглой софе под зеркальным потолком. Был в этой книжке такой образ. Тут же прикрыл рот рукой, постарался сдержаться, но вышло еще хуже – какое-то сдавленное рыдание. Умоляюще посмотрел на Кружанскую, но Лена невозмутимо пообещала:
– Конечно, Альбиночка, я тебе ее завтра принесу.
Лена, Лена, что же вы делаете? Разве можно давать женщине с таким огромным, глупым и любвеобильным сердцем, как у нашего «чуда», столь страшное оружие? Она же всю работу лаборатории парализует! Если и так, в моменты перманентного пробуждения Альбининого вулкана страсти к очередному сотруднику, умная, отзывчивая женщина, кандидат биологических наук, в одночасье превращалась в кусок безмозглого студня с глазами больной коровы!
Вбежала Людочка. Она никогда не пьет чай вместе со всеми, потому что бегает по магазинам. Давно уже и очередей нет, и график у всех свободный, но привычку в перерыве бегать (именно бегать!) по магазинам никак не изжить.
– Вот дура! – Сейчас Людочка закурит, отдышится и пояснит, к кому это относится. – Век не ездила на троллейбусе, черт меня дернул сегодня в него пихнуться. Сумки очень тяжелые были. Доехала до нашей остановки. Иду через парк, устала, ничего не вижу… И натыкаюсь на милиционера!
Все, продолжая улыбаться после разговора о чувственных женщинах, повернулись к Людмиле. Похоже, будет еще одна забавная история.
– Он мне говорит: «Гражданочка, проходите, не задерживайтесь». А у меня как раз ручка оборвалась. Я сажусь на скамейку, чтобы привязать, а он меня гонит! Я так разозлилась! Поворачиваюсь – а рядом старуха мертвая сидит! Ужас! Я вообще покойников боюсь. А эта еще худющая, глаза открытые – ведьма ведьмой… Леночка, у нас нет валокордина? Сердце сейчас выскочит! Ага, тридцать капель, не меньше. Да не в эту чашку, из этой Толик пьет!
Удивительная черта Людмилы – всегда и везде попадать в самую гущу событий. Если кому-то на голову падает кирпич, то обязательно человеку, идущему прямо перед ней. При этом рассказы сопровождаются корвалолом или валокордином, хотя, как подозревал Игорь, сердце у старшей лаборантки сильное, как у быка, и запросто может перенести не одну мировую катастрофу. К тому же она никогда не уходила с места событий, не разузнав все до мельчайших подробностей. Людочке охотно открывали душу милиционеры и сантехники, машинисты метро и врачи «Скорой». Старший лаборант из нее, по жизни, хреновый, но стань она журналистом – вполне могла бы затмить Невзорова.