― Хочешь, я понесу тебя?
― Нет. ― Он словно скала, твердая и непоколебимая. ― Только не дай мне врезаться в фонарный столб.
Через десять минут мы подъезжаем к моему дому.
― Спасибо, ― бормочу я. ― Теперь я в порядке.
― Нет, не в порядке, ― отвечает он. ― Я поднимусь и приготовлю тебе суп. Я уйду, когда ты его съешь.
― Ты ешь суп или пьешь его? ― спрашиваю я вслух. ― Ты умеешь готовить?
― Нет, ― признается он. ― Но никто не откроет банку лучше меня.
По какой-то причине я нахожу это удивительно очаровательным. Я смеюсь и тут же жалею об этом, когда таран бьет меня по голове.
― Сядь, ― говорит Данте, подталкивая меня к дивану. ― Закрой глаза. Какой чай ты хочешь?
Откуда Данте знает, что я хочу чай?
― В моем шкафу есть смесь под названием «Покой». На банке написана инструкция как заваривать.
― Понял.
Данте исчезает на кухне и снова появляется с пакетом льда. Я беру его со стоном облегчения и прикладываю ко лбу. Кофеин немного помог справиться с головной болью, но не повлиял на тошноту и неприятие света. Я закрываю глаза, накидываю на себя плед и отключаюсь в своей затемненной гостиной.
Меня будит восхитительный аромат лемонграсса. Я приоткрываю один глаз.
― Это пахнет не как суп из банки.
― У тебя был только томатный, ― отвечает Данте. ― Я не был уверен, что помидоры не усилят твою мигрень, поэтому сходил в тайский ресторан неподалеку и купил тебе куриный суп. Вот твой чай.
Я беру у него кружку и держу ее обеими руками.
― Спасибо, ― шепчу я. ― Это очень мило с твоей стороны.
― Не думаю, ― отвечает он. ― Любой человек поступил бы так же. Кроме, очевидно, Энцо Перона. ― В его голосе сквозит отвращение. ― Этот чертов парень. Неужели у него не хватило воспитания проводить тебя домой?
― Это не его вина. ― Я потягиваю чай, позволяя его теплу наполнить мои чувства. ― Он не знает о моих мигренях.
― Потому что он не интересуется твоей жизнью. ― Голос Данте низкий и яростный. ― Ты заслуживаешь лучшего, чем он.
Энцо ― это изощренная ложь и ничего больше.
― Я запла́чу, если ты будешь кричать на меня.
Он разочарованно выдыхает.
― Прости. Я не буду. ― Он протягивает мне контейнер. ― Суп.
Чего я заслуживаю? Это такой сложный вопрос, слишком сложный, чтобы разбираться с ним, когда кажется, что моя голова вот-вот лопнет, а чувства атакуют со всех сторон. Но лемонграсс, имбирь и чеснок в супе благоухают, а чай горячий, успокаивающий и заваренный ровно столько времени, сколько нужно. И он даже принес мне свежие спринг-роллы.
Почему ты здесь, Данте?
― Завтра Зейди отведет Анжелику в школу. Ты сможешь забрать ее вечером? ― Слова вылетают рта, и я тут же о них жалею. О чем я думаю? Завтра пятница. У Данте наверняка запланировано свидание. ― Неважно, я попрошу Розу или Лучию, а если они не смогут, то ничего страшного. Анжелика не доставляет хлопот. Она просто волнуется, когда я плохо себя чувствую.
― Не нужно. Я заберу ее.
Тогда ладно. Я доедаю суп и пью чай. Данте спокойно садится в кресло напротив меня, понимая, что я не настроена на разговор. Однако молчание кажется комфортным. Напряжение, которое обычно сопровождает наше общение, исчезло, погребенное под временным перемирием.
Мои глаза все время закрываются.
― Мне нужно поспать, ― бормочу я, когда заканчиваю есть.
― Хорошо. ― Он поднимается на ноги. ― Тогда я пойду. В твоем холодильнике есть еще тайская еда.
― Спасибо. ― Данте ― единственный человек, который когда-либо был рядом, когда я болела. Мои родители были великолепны в экстравагантных жестах, но ужасны в повседневных заботах. Каким-то образом, даже будучи ребенком, я знала, что не должна беспокоить их, когда плохо себя чувствую.
Данте не ведет себя так, будто я ― обуза.
― Не за что, ― говорит он.
Это не так. Он был добр.
― Это всегда ты, ― бормочу я. От лекарств у меня в голове легкий туман и я становлюсь разговорчивой. ― В больничной палате, все эти годы назад. И сейчас. У тебя вошло в привычку быть рядом, когда я болею.
Его лицо становится бесстрастным.
― Два раза сложно назвать привычкой.
― Ммм… ― Я сдерживаю зевок. ― Спокойной ночи, Данте.
Пошатываясь, я иду в спальню, раздеваюсь в темноте и забираюсь под одеяло. Суп, кофе, чай, лекарства ― все это помогло облегчить боль. Еще час назад я не думала, что смогу уснуть, но теперь это кажется возможным.
Было бы здорово, если бы меня обняли. Не Данте ― он, в конце концов, мой заклятый враг, ― а кто-то другой. Человек, на которого я могу положиться. Тот, кому я могу доверять. Кто-то добрый и заботливый, кто всегда присмотрит за моей дочерью. Тот, кто принесет мне суп, когда я заболею.