— Отлично, — сказал Никс. — В мужском туалете есть люк в полу, который ведет в Шанхайские туннели. Ты поняла, о чем я говорю?
Моргана еще раз машинально кивнула и отвернулась.
— Если мы разделимся, — продолжал он, — ищи свет. Там будет выход. Дневной свет. Яркий. — Он пожал плечами. — Не знаю, что еще тебе сказать. Ты…
— Сама по себе? — В ее голосе слышалась утренняя хрипотца. Она усмехнулась, приподняв одну бровь. — Мы даже сексом еще не занимались, а ты уже планируешь бросить меня, сразу после завтрака.
— Что-то вроде того.
— Не беспокойся, — ровным голосом продолжала она. — Не ты один хочешь найти Нив.
Никс поймал ее взгляд — дерзкий, но полный странного спокойствия. Он отчего-то забыл или недооценил то, что не он один был… подменышем. От этого слова накатила тошнота, и он пожалел, что тут нет Ундины. То, что она не пришла, — это его вина.
— Да-да. Правильно, — ответил он.
— Чертовски точно.
И, словно услышав звук стартового пистолета, они оба повернулись, вспрыгнули на тротуар и стали подниматься по ступеням бара «У Денни».
* * *Дверь под мостом, сказал Рафаэль. Ищи дверь под мостом.
«Используй ее, а не ту, что „У Денни“. Та слишком опасна».
«Резатели сейчас будут контролировать территорию».
«Все должно было происходить иначе».
Последняя фраза крутилась в мозгу Мотылька, словно заело пластинку, всю дорогу до Бернсайдского моста, пока он шел, от стылого утреннего воздуха спрятав руки в карманы.
«Все должно было происходить иначе».
Рафаэль часто повторял эту фразу, когда излагал Мотыльку и Блику теорию.
«Взять, например, „пыльцу“, — вспомнился Мотыльку давний разговор. — Мы использовали ее только для того, чтобы поддерживать у зверушек счастливое расположение духа, а теперь ее производят в огромном количестве и распространяют по всему миру. Я знаю, что это важно для исхода. — Рафаэль тогда вздохнул и покачал головой. — Мы должны увеличивать нашу численность. Но мне это не нравится. Было лучше, когда нас насчитывалось меньше. Гораздо лучше…»
Тут он останавливался, и каждый урок заканчивался мрачным выводом:
«Все должно было происходить иначе».
Теперь Мотылек понял, что его старый проводник имел в виду.
Прошедшей ночью вся история, излагаемая за бесчисленными чашками кофе, наконец-то стала ему ясна.
— Я больше не пью кофе, — сказал Рафаэль между четвертым и пятым эспрессо. — Для меня теперь… слишком. Но сегодня он мне нужен. Уверен, что не хочешь чашечку?
Мотылек молча покачал головой. Рассказ Рафаэля потряс его настолько, что и без кофе он, казалось, теперь целый год не сможет заснуть.
— Я был Потомком, — начал Рафаэль, глядя в чашку. — Я многие годы проходил обучение вместе с Вив, еще до того, как вы с Бликом прошли через преображение. Вот отчего я выгляжу примерно на свой возраст. Потомки заботятся о сохранении своей эльфийской энергии. Она не струится через наши тела, как у вас… — он горько рассмеялся, — или у меня нынешнего.
Но у меня это плохо получалось, — продолжал он. — Я жил слишком беспечно. Как художник, я имел успех, и Потомки дали мне карт-бланш. Год за годом, на каждом совете они соглашались, что нужно дать мне возможность совершенствоваться в моем искусстве. Они думали, это пригодится для исхода, что я смогу узнать что-то такое, чего они не в состоянии были выяснить обычными научными методами. И я узнал. Я отправлялся в такие места, куда никому не удавалось добраться, даже Вив.
Рафаэль поднял взгляд, и в его глазах под тяжелыми веками Мотылек увидел чувство вины и страх.
— Но проблема состояла в том, что чем больше я занимался искусством, тем больше отдалялся от них. Я был плохим Потомком, и совет знал это. Зверушка, которую дали мне… — Он замолчал и стиснул зубы. — Тогда это было принято. К каждому Потомку приставлялась зверушка. Нас вдохновляли на размножение, чтобы сделать больше туловищ, в которые можно вселиться. Это было ошибкой. Существует множество людей, наделенных свободой воли… — Он внимательно посмотрел на Мотылька. — Эта зверушка забеременела от меня и родила ребенка. Я не хотел, чтобы он оставался в туннелях. Я попытался выкрасть его и мать, но нас поймали.
Рафаэль снова замолчал и закрыл руками глаза, словно прячась от невыносимых воспоминаний. Ошеломленный Мотылек в изумлении смотрел на него, а Рафаэль снова заговорил из-под ладоней.
— Они уничтожили ее, но ребенка оставили в живых. Меня они хотели выгнать, понизить в ранге, сослать в какое-нибудь адское местечко, но Вив вступилась. Она предложила, чтобы меня назначили проводником, поскольку думала, что ответственность пойдет мне на пользу. Я не хотел уходить…