«Если я задался целью, — писал Михаил, — то сделаю все, что от меня зависит, чтобы достигнуть ее. Что бы ни было, я буду стоять на своем».
И стои́т! Вопреки очевидным фактам.
На вопрос суда, за что он убил Рябинина, Михаил ничего ответить не смог. Он признает, что Рябинина раньше не знал, впервые увидел его в клубе за два часа до убийства и даже ни о чем с ним не говорил. «Просто так...» — вот был единственный ответ семнадцатилетнего Тихонькина о причинах убийства.
Мне придется в этом процессе о п р о в е р г а т ь показания своего подзащитного. Я буду доказывать, что он вводит суд в заблуждение. Я буду просить вас не верить показаниям человека, которого я з а щ и щ а ю. Я сам призываю вас не верить подсудимому...»
Родион останавливается. Он представляет себе реакцию зала и, подумав, решает отмести главный контраргумент.
«Это — редкое и необычное положение адвоката. И, естественно, может возникнуть вопрос: а вправе ли защитник действовать против своего подзащитного?
Закон дает ясный ответ. Да, вправе, если это отвечает действительным интересам подзащитного. Статья 51 Уголовно-процессуального кодекса обязывает адвоката использовать все средства и способы защиты в целях выяснения обстоятельств, оправдывающих обвиняемого.
Самооговор подсудимого — это не его личное дело. Обществу не безразлично, кто понесет ответственность за совершенное преступление. Закон требует, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден...»
Раздается звонок. Родион не сразу соображает: телефон. Бог с ним. Не до него. Телефон продолжал трезвонить. Не выдержав, Родион берет трубку.
— Ты получил мою записку? — Голос Ларисы привычно агрессивен.
— Возможно.
— Значит, получил. — Она переводит дух. — Трудно, что ли, было позвонить?
Он морщится. Как не вовремя!
— Мы уже все выяснили, — силится он побороть раздражение. — Извини, у меня ни минуты.
— Ни минуты? — перебивает она. — Чем же ты так занят?
— Пишу речь.
— Вот как, — угрожающе воркует ее голос. — И только?
Он молчит. Господи, ведь он сам поддерживал этот напор страстей, утомительно-высокую ноту ее монологов.
— Не только, — сдерживается он.
— Хорошо, что ты еще врать не научился, — продолжает она, — хотя и это не за горами... Ты прекрасно знаешь, что не вывернешься и мне все известно.
— Что известно?
— Что твоя машина весь вечер отсутствовала и видели ее совсем в другом месте.
— Значит, взялась за прежнее?
— Думаешь, так легко избавиться от меня? — не слушая, продолжает она. — Между прочим, я тоже занята. Еще не сдан отчет по конференции. И вообще это неинтеллигентно не отвечать на записки... Скажи, почему я должна убивать на ожидание весь вечер?
— Прошу тебя, — перебивает он, — не жди ты ничего. У меня башка трещит.
— Ах, вот как! — звенит ее голос. — Я и не знала, что музыка тебя так утомляет. Может, ты с ней еще и выпил?
— Прекрати сейчас же! — орет он, срываясь. — Не мешай мне работать!
— Буду, буду мешать, — звенит ее голос, — сегодня, сию минуту ты выслушаешь, что я о тебе думаю. — Она употребляет несколько сильных прилагательных. — Думаешь, если другие считают, что ты известный защитник, то тебе все списывается? Нет, дружок. Я-то вижу, что все это показуха, фальшь! Тебе до другого человека нет никакого дела. Твой махровый эгоизм прикрывается высокопарными словами о гуманности...
Он бросает трубку. Сегодня его нервная система к этому не приспособлена. Через пять минут она позвонит, будет извиняться, говорить: «Что взять с женщины, которая издергана любовью». Она издергана самолюбием, а не любовью.
Он открывает дверь на балкон. На улице сыро и безветренно. Сквозь рубаху сразу же пробирает холод. Он возвращается в комнату, еще раз перечитывает написанное. Необходимо ярче выразить о б щ у ю идею. Почему важно именно в нравственном смысле опровергнуть ложные показания преступника?
Он ходит по комнате минуту, две, потом набирает номер. Уже набрав, смотрит на часы — пять минут двенадцатого. Не очень-то удобно. Идиотски колотится сердце.
— Да, — ответила она тихо.
— Ты не спишь? — глупо спрашивает он.
— Нет, пришла недавно.
— Концерт так поздно кончился?
— Прошлась пешком, вечер хороший.
— Когда я тебя увижу? — спросил он.
Она помолчала.
— Это зависит не от меня.
— От кого же? — Он до смерти испугался. Сейчас — все, конец.